Искушение злом
Шрифт:
Клер взглянула на работу. Это была одна из ее работ-кошмаров, навеянных собственными страшными снами. Внезапно вздрогнув, она повернулась к ней спиной. «Продолжай играть», — приказала она себе, затем залпом допила остатки вина в бокале, перед тем как отставить его в сторону.
Всю свою жизнь она не могла понять, почему вино и комплименты заставляли ее напрягаться. — Спасибо, Тина. Анжи будет дышать гораздо легче, когда я передам ваше мнение.
— О, я сама ей скажу, не бойтесь. — Она прикоснулась пальцем к запястью Клер. — Мне бы хотелось поговорить с вами в менее беспокойное
— Конечно, — ответила Клер, хотя она ненавидела общественные выступления даже больше, чем интервью. — Позвоните мне. — «Может быть, у меня к тому времени изменится номер».
— Не сомневайтесь, позвоню. Поздравляю, Клер. Клер сделала шаг назад, намереваясь улизнуть в личный кабинет Анжи, чтобы минутку побыть в одиночестве. Она с силой натолкнулась на кого-то спиной.
— Ой, простите, — начала было она, повернувшись. — Здесь так тесно… Блейр! — С первым искренним чувством за весь вечер она обняла его. — Ты пришел! Я боялась, что ты не сможешь.
— Не смогу придти на модную вечеринку моей сестры?
— Это выставка.
— Да. — Он обвел взглядом комнату. — Кто бы говорил?
— Слава богу, ты здесь. — Она схватила его руку. — Пошли со мной. И что бы ни произошло, не оборачивайся.
— Эй, — воскликнул он, когда она потянула его в сторону, — шампанское там.
— Я тебе ящик куплю. — Не обратив внимания на предоставленный в ее распоряжение лимузин, она потащила его по улице. Пройдя четыре дома, она зашла в кулинарию, вдохнув запах телятины, маринадов и чеснока.
— Слава тебе Господи, — пробормотала Клер и бросилась к прилавку, чтобы посмотреть выбор картофельных салатов, маринованных яиц, копченой осетрины и блинчиков.
Спустя десять минут они сидели за столом, накрытым истертой клеенкой, и ели толсто нарезанные сэндвичи из черного хлеба с грудинкой и швейцарским сыром.
— Я купил костюм и заказал такси, для того чтобы оказаться в кулинарии и есть кошерные маринады и холодное мясо?
— Мы можем вернуться, если хочешь, — сказала Клер с набитым ртом. — Мне нужно было вырваться на минутку.
— Это твоя выставка, — напомнил он.
— Да. Но кого выставляют, мои скульптуры или меня?
— Ладно, малышка. — Откинувшись на стуле, он откусил хрустящий картофель.
— В чем дело?
Какое-то время она молчала, обдумывая. Она не понимала насколько ей нужно скрыться, до тех пор, пока не увидела Блейра, он стоял, такой неподдельный и внушительный среди блестящих нарядов и побрякушек.
Он был немного выше ее. Его светлые волосы с годами потемнели, обретя глубокий рыжеватый оттенок, и он зачесывал их прямо назад. Многим женщинам он напоминал молодого Роберта Редфорда, что заставляло его постоянно смущаться. Блэйр понимал неприятное ощущение, испытываемое многими красивыми женщинами, когда их расценивали, в качестве безмозглых объектов страсти.
Ему удалось, несмотря на то, что он выглядел наивно, несерьезно и на пять лет моложе своего возраста, пробиться по журналистской лестнице. Он был политическим обозревателем «Вашингтон Пост».
Клер знала, что он разумный, логичный
— Как мама?
Блейр отпил лимонад. Он знал, что его близняшка будет ходить вокруг да около своих проблем, пока не почувствует себя готовой к разговору.
— Хорошо. Я недавно получил открытку из Мадрида. А ты не получала?
— Да, — Клер принялась за сэндвич. — Кажется, они с Джерри проводят лучшее время в их жизни.
— Медовый месяц, это всегда приятно. — Он подался вперед и коснулся ее руки. — Джерри ей нужен, Клер. Она любит его и заслуживает немного счастья.
— Я знаю. Знаю. — Чувствуя нетерпение, она отодвинула тарелку и достала сигарету. Последнее время ее аппетит менялся также быстро, как и настроение. — Умом я это понимаю. Она много работала после папы — после его смерти, чтобы сохранить семью, чтобы дело не пропало. И чтобы не лишиться рассудка, наверное. Я все г» то знаю, — повторяла она, потирая лоб. — Я знаю.
— Но?
Она покачала головой. — Джерри хороший парень. Он мне нравится, правда. Он веселый, умный и, очевидно, безумно любит маму. И мы не дети, которым кажется, что он пытается занять папино место.
— Но?
— Меня не покидает чувство, что он занимает папино место. — Она рассмеялась и глубоко затянулась сигаретой. — Это не то, или не совсем то. Боже, Блэйр, кажется мы идем в разные стороны, так мы далеки друг от друга. Мама на несколько недель уехала в Европу на медовый месяц, ты в Вашинтоне, я здесь. Я все думаю о том, как было до того, как мы потеряли папу..
— Это было давно.
— Я знаю, Боже, я знаю. — Свободной рукой она начала комкать салфетку. Она не была уверена, что сможет подобрать слова. Зачастую было легче выражать эмоции при помощи стали и сплавов. — Дело в том, что… ну, даже после… когда нас осталось только трое… — Она на мгновение закрыла глаза. — Было трудно — потрясение от случившегося, потом все эти взятки и тайные договоренности, и нелегальные сделки для торгового центра. Мы были прекрасной веселой семьей, и в следующее мгновение папа умер и мы оказались на грани скандала. Но мы так крепко держались, может быть слишком крепко, затем раз — и мы все порознь.
— Достаточно набрать номер, Клер. Час на самолете.
— Да. Не знаю в чем дело, Блэйр. Все шло отлично. У меня отличная работа. Мне нравится, что я делаю, мне нравится моя жизнь. И вдруг… снова этот сон.
— Ой. — Он опять взял ее руку, на этот раз не отпуская. — Прости. Хочешь поговорить об этом?
— О сне? — Дерганным движением она воткнула сигарету в безвкусную железную пепельницу. Детали она не обсуждала никогда, даже с ним. — Да, все то же самое. Ужасно, когда это случается, но затем он исчезает. Только в этот раз я— не смогла выйти из этого состояния. Я работала, но сердце у меня к работе не лежит, и это заметно. Я все думаю о папе, и о доме, и, Боже, о маленьком черном пуделе миссис Нигли. Французская булка и обед «У Марты» после воскресной службы. — Она сделала глубокий вдох. — Блэйр, мне кажется, я хочу домой.