Искушение злом
Шрифт:
Но вот, однажды летним днем, они с напарником преследовали двадцатилетнего мелкого торговца наркотиков с его кричавшим заложником в полуразвалившемся здании на Юго-Востоке.
Все изменилось.
— Кэмэрон? — Рука на плече Кэма прервала его воспоминания. Он посмотрел на мэра Эммитсборо.
— Мистер Атертон.
— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — Коротко улыбнувшись, Джэймс Атертон втиснул свое длинное, тонкое тело на виниловый стул рядом с Кэмом. Это был ангельский человек, с костлявым, немного меланхолическим лицом и бледно-голубыми глазами — Он
Из кармана его спортивной куртки торчала шариковая ручка и очки для чтения в тонкой оправе. Он всегда носил спортивные куртки и черные блестящие башмаки на шнуровке. Кэм не мог вспомнить Атертона в теннисных туфлях, джинсах или шортах. Ему было пятьдесят два, он преподавал в школе и служил обществу. Он был мэром Эммитсборо, эта работа едва ли могла занять все его время, когда Кэм был еще подростком. Такое положение вещей прекрасно подходило Атертону и городу.
— Кофе? — поинтересовался Кэм и автоматически позвал официантку, хотя она уже направлялась к ним с подносом в руках.
— Спасибо, Элис, — поблагодарил Атертон, когда она налила.
— Принести вам чего-нибудь на завтрак, мэр?
— Нет, я уже завтракал. — Но тут же взглянул на десертную тарелку около кассы. — Эти пончики — свежие?
— Сегодняшние.
Он слегка вздохнул, наливая сливки и насыпая в кофе две полные ложки сахара. — Едва ли у вас есть с яблочной начинкой — посыпанные корицей?
— Один есть, на нем ваше имя, — Элис подмигнула ему и отправилась за пончиком.
— Нет сил, — сказал Атертон, сделав первый глоточек кофе. — Между нами говоря, моя жена беспокоится, что я ем как лошадь и не толстею.
— Как поживает миссис Атертон?
— Мин в порядке. Сегодня устраивает ярмарку в средней школе. Чтобы собрать деньги на новую форму для оркестра. — После того, как Элис поставила перед ним пончик, Атертон взял вилку с ножом. Салфетка аккуратно лежала у него на коленях.
Кэм улыбнулся. Ни один кусок яблока не оставит пятна на мэре. Аккуратность Атертона была постоянна, как восход солнца.
— Я слышал у вас прошлой ночью было необычное происшествие?
— Отвратительное. — У Кэма до сих пор стояла перед глазами темная, зияющая могила. Он взял остывающий кофе. — Мы все вчера сфотографировали и оградили место веревкой. Я рано утром туда заехал. Земля твердая и сухая. Никаких следов. Там чисто, как в операционной.
— Может ребята слишком рано занялись проказами, — готовясь к Хэлоуину?
— Я сначала так и подумал, — отметил Кэм. — Но на них это не похоже. Ребята обычно не так аккуратны.
— Это не хорошо и не приятно. — Атертон ел пончик маленькими кусками, разжевывая и глотая перед тем, как говорить. — В таком городе, как наш, нам не нужна такая ерунда. Хорошо, конечно, что это была старая могила и поблизости нет родственников, кого это могло бы ранить. — Атертон положил вилку, вытер пальцы о салфетку, затем взял чашку. — Через несколько дней разговоры утихнут и люди забудут. Но мне бы не хотелось, чтобы подобное повторилось. — Он улыбнулся, так же, как он улыбался,
— Так и сделаю.
Вытащив бумажник, Атертон извлек две хрустящие, неизмятые бумажки по одному доллару, затем подсунул их уголками под пустую тарелку. — Я пошел. Надо показаться на ярмарке.
Кэм посмотрел, как он вышел на улицу, обменялся приветствиями с несколькими прохожими и пошел вниз по Мэйн.
Остаток дня Кэм провел за бумагами и обычным патрулированием. Но перед заходом он снова отправился на кладбище. Около получаса он там стоял, всматриваясь в пустую, маленькую могилу.
Карли Джеймисон было пятнадцать лет, и она ненавидела весь свет. Первым объектом ее отвращения были родители. Они не понимали, что значит быть молодым. Они были такие скучные, живя в дурацком доме в дурацком Харрисбурге, штат Пенсильвания. «Старички Мардж и Фред», — подумала она, фыркнув, поправляя рюкзак и шагая задом наперед, небрежно выставив руку с поднятым большим пальцем, вдоль обочины Южного Шоссе номер 15.
Почему ты не носишь красивые вещи, как сестра? Почему ты не учишься и не получаешь хорошие оценки, как сестра? Почему ты не убираешь в комнате, как сестра?
К черту! К черту! К черту!
Сестру она тоже ненавидела, идеальная Дженифер с ее святошеским отношением к жизни и детской одеждой. Дженифер была отличницей, уезжавшей в вонючий Гарвард на вонючую стипендию, учиться вонючей медицине.
Ее высокие кроссовки «Конверсн» хрустели по гравию, а она шла и представляла себе куклу со светлыми волосами, идеальными прядями, облегавшими идеальное сердцеобразное лицо. Детские голубые глаза смотрели моргая, и на пухлом, умильном ротике играла улыбка превосходства.
— Привет, меня зовут Дженифер, — скажет кукла, стоит дернуть ее за веревку. — Я идеал. Я делаю все, что мне говорят, и делаю это отлично.
Затем Карли представила, как она сбрасывает куклу с высокого здания и наблюдает за тем, как ее идеальное лицо разбивается вдребезги об асфальт.
Черт, ей не хотелось быть такой, как Дженифер. Порывшись в кармане облегающих джине, она извлекла смятую пачку «Мальборо». «Одна сигарета осталась», — с отвращением подумала она. Ну что же, у нее с собой сто пятьдесят долларов и где-нибудь по дороге должен быть магазин.
Она прикурила сигарету одноразовой красной зажигалкой «Бик» — она даже расписывалась красным цветом — запихнула зажигалку обратно в карман и беззаботно отбросила в сторону пустую пачку. Она провожала равнодушным взглядом проносившиеся мимо нее машины. Пока что ей везло с попутными машинами, а поскольку день был безоблачный и приятно свежий, то она была не прочь пройтись.
Она будет добираться на попутках до самой Флориды, до Форт Лодердэйл, куда ее вонючие родители запретили ей поехать на весенние каникулы. Она слишком маленькая. Она всегда, в зависимости от настроения родителей, для чего угодно, была или слишком маленькая или слишком взрослая.