Искуситель
Шрифт:
– На следующей неделе мы начнем с вас четверых.
– кивнул Лука.
– За Фениксом люди следовали также, как и за Чейзом, и Тексом.
Я слишком хорошо это помнил. Темная комната. Металлический запах крови и кожи. Никогда в истории семьи не инициировали подростков. Мы ждали, пока достигнем определенного возраста. Мы должны были готовится к такой жизни, пока другие играли в бейсбол и ходили в кино.
Нож был в моей правой руке, а пистолет в левой.
– Опусти палец на спусковой крючок.
– посоветовал
Я сделал так, как он сказал, но рука не переставала дрожать. Кровь стекала по моей руке, Лука крепче сжал ее вокруг пистолета и капля упала на карту, что он держал в руках. Он повторил это движение с каждым из моих друзей.
– Теперь, вы - члены семьи.
– тихо сказал он.
– Этой кровью вы объединяетесь, от этой крови вы умираете. Вы живете с этим ножом.
– он взял нож.
– От этого ножа вы умираете. Принимаете ли вы это?
– Да, - ответили мы в унисон, но наши голоса дрожали, потому что только начали меняться. Я осознавал всю важность происходящего. Мой отец следил за мной с другого конца комнаты и хищно улыбался. Мне потребовалось все мое терпение, чтобы не схватить нож и не кинуть его ему в голову. Однажды я собирался стать боссом, но для этого я должен был убить того, кого считал отцом. Я бы закончил его жизнь и улыбался бы стекающей по моим рукам крови.
Лука отдал мне карточку с моим святым заступником, Блаженным Сен-Антонио Лучи. Я сжал карточку в своей руке, пока она покрывалась кровью.
Он зажег свечу и протянул ее мне.
– Повторяй за мной.
– он задержал свечу под карточкой и заговорил низким голосом.
– Моя душа горит также, как горит этот святой. Я вхожу живым, а выйду мертвым.
Я повтор слова за ним, зная, что смогу выйти из семьи лишь со своей смертью. Но войти? Значит выжить. Это мой шанс отомстить.
– Простите, - Текс покачал головой, - не то чтобы я был против реки воспоминаний, но как, черт возьми, это связано с тем, что Лука готов удрать?
У Текса были причины ненавидеть эти воспоминания. Когда его должны были инициировать как Камписи, его готовили, как мы говорили, к его крови, и в этом не было ничего веселого.
Лука смотрел на вино в своем бокале. Оно закружилось по стенкам и снова осело. Жидкость капала с края стакана и напомнила мне о крови, о крови, которая будет проливаться, пока мы не поймем, что происходит.
– Каждый помнит свою клятву. Каждому дается время для церемонии, которая считается священной. Кто-то из наших делает татуировки как личный символ или создает храм в доме, зажигая свечи рядом с изображением святого - так можно поблагодарить за то, что тебя не убили, или, того хуже, не искалечили.
– Один человек создал свой собственный символ святого. Он использовал его для того, чтобы отмечать других людей. Это способ напомнить человеку и всем, кто связан с ним, что они на крючке
– Как выглядел этот символ?
– тихо спросила Мил.
Лука потянулся через стол, схватил ее за запястье и перевернул его.
– Так. Он выглядит так.
Мил попыталась вырвать руку, но он крепко держал ее и провел пальцем по очертаниям шрама. Он выглядел как пентаграмма без круга, вместо него был треугольник с очень длинными сторонами в верхней части.
– Альбатрос, - прошептал Фрэнк, сжимая другую руку и отводя ее в сторону. Шрам напоминал по форме букву А, и N рядом с треугольником.
– Он заклеймил тебя.
– Мой отец, - прошептала Мил, пытаясь скрыть дрожь, - сказал, что я была предназначена ему.
– Ты ничего не помнишь о пещере, Мил?
– спросил Лука, но не отпускал ее, будто его вовсе не волновало, что она помнила или не помнила.
– Там было темно.
– Мил заерзала на стуле и отдернула руку.
– И там было много мужчин.
– Но лишь один важен.
– выругался Лука.
– Ты когда-нибудь видела его?
– О ком ты говоришь?
– медленно спросил Чейз.
– Капо.
– ответил Лука.
– Вито Камписи. Он единственный ставит отметку Альбатрос. Если ты была важна для него, то это может значит лишь одно.
Мил начала раскачиваться на своем стуле взад и вперед.
– Какого черта?
– Чейз притянул ее к груди, пока она начала бормотать что-то про холод.
– Что ты делаешь с ней?
– он вытащил пистолет и нацелился в голову Луки.
– Чейз, - зарычал я, - опусти пистолет. Я сам застрелю Луку, если он не начнет говорить.
– Девственность, - усмехнулся он, - этот ублюдок должен был сделать ей предложение.
– Предложение?
– я нервно сглотнул.
– Продажа невест была незаконной даже по нашим меркам.
– кивнул Лука.
– Я побывал на таких мероприятиях дважды. Оба раза был свидетелем "бронирования" места в самом страшном кругу ада.
– Ты была там?
– прошептал я.
Мил кивнула.
– Однажды. Я помню, мой отец, он забыл телефон и...
– Я тоже был там в тот день.
– вздохнул Лука, обрывая ее.
– В тот момент, когда твой отец привел тебя, я вышел за дверь, не заботясь о конфиденциальности. Меня в любом случае изгнали из Сицилии благодаря Абандонато и Альферо, ведь, как они говорят, моя семья нарушила границы гостеприимства.
– он встретился взглядом с Фрэнком.
– Там было темно, лиц не было видно. Де Ланг позаботился о том, чтобы все личности оставались засекреченными. В пещере ты мог стоять рядом с президентом Соединенных Штатов и не знать об этом.
– Из-за отсутствия света?
– спросил я.
– Нет, - он ответил медленно, переводя взгляд с меня на Мил, - из-за масок.
– Нет!
– закричала Мил.
Чейз встал, опрокинув свой стакан с водой и потянулся за пистолетом. Я перехватил его руку, чтобы удержать от какого-нибудь глупого поступка, и выругался.
– Лука это не помогает.
– Ей нужно вспомнить.
– И умереть в процессе? Потерять рассудок, потому что она никогда не должна была переживать это и уж точно запоминать?