Искусственный офсайд. Босс всегда прав
Шрифт:
– С Овчинниковым мы знакомы почти с детства, и сейчас продолжаем общаться. Он – замечательный вратарь, совершенно не «звездный» человек. Лидер по натуре, он обязательно должен состояться как тренер.
Капитаном в сухумском «Динамо» был опытный Рома Хагба, поигравший в Тбилиси, в Кутаиси, а с харьковским «Металлистом» выигравший Кубок СССР, успевший еще и в чемпионате России побаловать своим присутствием на поле сочинскую «Жемчужину». Игроков с лучшей скоростной техникой я до тех пор не встречал. Если бы не проблемы с режимом, Хагба стал бы настоящей звездой. Пару игр довелось капитанить и мне, 19–летнему. Выделялись также Заур Ахвледиани из тбилисского «Динамо», Саид Тарба, центральный защитник Гена Бондарук, правый защитник Андрей Чекунов.
Мы вполне могли претендовать на путевку в высший эшелон, причем по праву. Сухумское «Динамо» было сильной командой, но, к сожалению, со своим неизбывным кавказским колоритом. Когда наши абхазцы приезжали в крупные мегаполисы – Москву, Ленинград, Кишинев, то сразу куда – то пропадали, в команде их не видели
Война в Абхазии случилась до нашего прибытия, а в то время наблюдалось определенное спокойствие. Возобновился конфликт, уже когда мы уехали. А тогда все прекрасно уживались вместе, грузины ходили смотреть на нас, хотя создали свою команду «Цхуми», абхазцы, да и русские тоже – на их матчи. По окончании игр обе команды «крепили российско – грузино – абхазскую дружбу» в неформальной обстановке.
Мой период в сухумском «Динамо» получился удивительно интересным, солнечным, как и сама замечательная столица Абхазии, добавил много незабываемых впечатлений. Почти в каждой команде, с которыми нам приходилось встречаться, были яркие футболисты – Игорь Шквырин, Дмитрий Радченко, Андрей Пятницкий, Искендер Джавадов, Евстафий Пехлеваниди, Александр Воробьев… Но и мы держались на уровне, даже таких гигантов, как «Кайрат» и ростовский СКА, «грохнули» на выезде.
С Олегом Васильевичем у меня сначала все складывалось замечательно. Он сразу поставил меня в ворота, и я его не подводил. Пришелся в команде ко двору, срок службы приближался к концу, в Сухуми получил предложение перейти на сверхсрочную, но отказался.
В конце сезона мы проиграли – 1:3 в Кемерове «Кузбассу», за который вновь играл Раздаев. Вернулись, как обычно, в раздевалку, как вдруг ни с того ни с сего Долматов обвинил меня в сдаче игры, при всех прямо так и бросил в лицо: «Ты взял от Кемерова деньги!» А у меня вообще в голове ни тогда, ни сейчас не укладывается, как можно пропустить гол нарочно. Даже когда в нашу команду проникали слухи, что кто – то там где – то, я отказывался верить. Сдать матч значило покрыть себя позором на всю жизнь, было равносильно предательству, расстрельной статье! Как потом смотреть в глаза товарищам по команде, да и слава о тебе пойдет в футбольном мире, где все тайное рано или поздно становится явным, хоть стреляйся. И вдруг продажу матча инкриминируют мне! От неожиданности, от такой вопиющей несправедливости я потерял дар речи. А когда обрел его вновь, меня понесло так, что было не остановить. Разговор с обеих сторон получился очень жестким. Черту под ним подвел тренер: «У меня ты больше никогда не будешь играть, а по возвращении домой отправишься в часть». Служить мне оставалось еще месяца три. Поспешил в Москву, сразу – к Голодцу, все ему рассказал. Мы по – прежнему поддерживали дружеские отношения, которые только и могут быть между футболистом и тренером. Адамас Соломонович сильно повлиял на меня, оставил заметный след в моей карьере не только как специалист, но и как человек. Многие его считали строгим, в каких – то вопросах даже жестоким, а для меня не было добрее тренера. Хотя, может быть, он только ко мне так относился. Голодец и отдал мне листок, означавший, что я вольная птица. А сначала не хотел отпускать, пытался уговорить: «Оставайся в «Динамо», я побеседую, с кем нужно, и мы заберем тебя в основной состав». Но когда узнал, что иду к Юрию Семину, что уже подписал с «Локомотивом» контракт, дал свое добро, вручил все документы по дембелю и напутствовал: «Иди отсюда быстрее, не мозоль мне глаза, я ведь на тебя рассчитывал».
Кстати, однажды, на заре выступлений уже в высшей лиге, какие – то знакомые попросили меня сдать игру. Отреагировал так, что за всю оставшуюся карьеру никто ко мне с такими предложениями больше не обращался.
– В том, что мы пропустили минимальное количество мячей, огромная заслуга вратаря Овчинникова. Чуть ли не все матчи он провел на «пятерку».
С Долматовым наши отношения восстановились лишь в 2006 году, когда Семин пригласил его помощником в сборную России. Я давно выбросил из головы тот злополучный сухумский инцидент и не держал зла на Олега Васильевича, который тоже много мне дал как футболисту, предоставил шанс проявить себя в первой лиге чемпионата СССР. В конце сухумского сезона, благодаря, конечно же, Долматову, меня кто только не хотел видеть в своих рядах: к осени набралось 18 приглашений, из них 11 из клубов высшей лиги. А останься я в динамовском дубле или в «Динамо–2», может быть, и не заслужил бы столь лестных оценок своей игры. Хотя думаю, что и я Долматову в Сухуми здорово помог.
Высшая лига
«Локомотив» окончательно вышел на меня туров за десять до конца первенства. До этого существовала лишь предварительная договоренность о возможном переходе. С детства я болел за «Динамо», но где – то на подсознательном уровне всегда испытывал симпатию и к «Локомотиву». Может быть, потому что всегда переживал за слабых, во время хоккейных чемпионатов мира, например, за сборную Финляндии, которая в те времена ничего существенного не добивалась. Нравился мне и еще старый черкизовский стадион, да и тренер Семин. Поэтому серьезных переговоров о переходе из сухумского «Динамо», кроме «Локомотива», ни с кем не вел, тем более что железнодорожники вышли на меня первыми. Разве еще только с «Торпедо», уж очень авторитетным выглядел в моих глазах старший тренер автозаводцев Валентин Иванов. Правда, никаких благ он не обещал, что и неудивительно: в «Торпедо» была мощная вратарская группа – Александр Подшивалов, Валерий Сарычев, Владимир Пчельников. Зачем они приглашали еще одного вратаря, так и осталось загадкой. Однажды, наверное,
Хотя с начала осени я твердо вознамерился стать локомотивцем, с переходом вышло маленькое недоразумение. Меня, можно сказать, перекупил владелец московского «Асмарала» Хусам Аль – Халиди. Как говорится, бес попутал, хорошо, что вовремя спохватился. Я тогда как раз женился, квартирный вопрос стоял очень остро. Узнав об этом, Аль – Халиди предложил мне хорошую квартиру, солидные подъемные и зарплату, о которой в других командах высшей лиги, в том числе и «Локомотиве», только мечтали. Накануне вылета железнодорожников по окончании сезона–1990 на Бермудские острова, назначенного на пять утра, я не спал всю ночь, размышляя, куда податься: с «Локомотивом» за границу или на утреннюю тренировку «Асмарала», на которую меня уже пригласил работавший с командой Владимир Федотов. Выбрал второе, поскольку днем раньше щедрый президент «Асмарала» успел вручить мне ключи от новой квартиры. Правда, это было не мое самостоятельное решение, а семейное: жена ни за что не соглашалась упускать из рук попавшую к нам синицу. Испытывал ужасные душевные муки, представляя, что теперь обо мне подумают люди. И на первой же тренировке в «Асмарале» порвал заднюю мышцу бедра. В мозгу сразу мелькнуло: выходит, все – таки ошибочка вышла, вот она, расплата за некрасивый поступок! Узнав о моем переходе в «Асмарал», неожиданно вознегодовали и родители, стали убеждать, что все материальные блага в моей жизни еще будут, не стоит из – за сегодняшних посулов очертя голову рыпаться головой в омут. Кстати, родители и сейчас всегда рядом со мной. У нас очень доверительные отношения, которыми мы дорожим. Я каждый день им звоню из любой точки света. Они с детства приучили меня к какой – то патологической честности. Даже не знаю, чего в этом больше – плохого или хорошего. Родители мне говорили: «Будь честным, в первую очередь перед собой. Себя – то не обманешь. Все мы допускаем ошибки, но жить надо так, чтобы тебе потом любому человеку не стыдно было смотреть в глаза».
А точку в той «асмараловской» эпопее поставила жена Семина Любовь Леонидовна. С семьей Семиных я был знаком уже года три, поскольку дружил еще со времен «Динамо–2» с Андреем, их сыном, часто бывал у них дома. Теперь я думаю, что и это обстоятельство способствовало моему приглашению в «Локомотив». Андрей был добротным защитником, но таких тогда было много, и ему не посчастливилось заиграть в высшей лиге. Но сей факт нашей дружбе не мешал. Он много рассказывал мне о локомотивских проблемах, и мы, учитывая и мое давнее расположение к команде, переживали за нее вместе. Когда я в очередной раз заглянул в гости к своему другу, Любовь Леонидовна не стала читать мне нотаций, а вместо этого отчехвостила по – взрослому, дала понять, что полностью разочаровывается в моих человеческих качествах, напоследок посоветовав не дурить, поменять решение. И я почувствовал, что обмануть надежды семьи, к которой относился с глубоким уважением, не смогу ни за какую квартиру, все нутро восставало против. По возвращении «Локомотива» из турне меня пригласил к себе Юрий Павлович, как сейчас помню, почему – то в семь часов утра, расспросил о моих проблемах и твердо пообещал решить их. А я уже и без квартиры готов был «вернуться» в «Локомотив», хотя имел на руках подписанный контракт с «Асмаралом», и Аль – Халиди занял по нему жесткую позицию. Но Палыч справился и с этой проблемой. С тех пор я ни разу не пожалел о принятом в итоге решении, о том, что тогда не разочаровал ни Семина, ни его обладающую замечательным даром убеждения супругу.
Пришел я в «Локомотив» накануне годичной командировки Семина в Новую Зеландию. Вскоре после моего представления команде Семин уехал, и стоял выбор на временное замещение должности главного тренера между Валерием Филатовым и Владимиром Коротковым. Выбрали Валерия Николаевича.
Команда формировалась фактически заново, на первых тренировках собиралось человек по 30. Вместе со мной из сухумского «Динамо» в «Локомотив» пришли Смирнов и Сабитов, появились опытные литовцы Мажейкис, Фридрикас, Янонис – олимпийский чемпион, форвард Георгий Кондратьев из минского «Динамо», между прочим, член Клуба Григория Федотова. С Кондратьевым у меня сложились особенно дружеские отношения. Хотя за ним и водились нарушения режима, но на поле они не сказывались. В игре он и пас отдаст, и сам исполнит. Конечно, бежал Жора уже не так, как прежде, сказывался возраст, но понимание игры было потрясающим. И в человеческом плане он объединял нас, пацанов по сравнению с ним. Требовал: в каком бы состоянии ты ни был, а вышел на поле, беги, играй, никому никаких скидок быть не должно.
В начале января состоялось организационное собрание. Подчеркивалась высокая ответственность выступлений на высшем уровне, которые для многих из нас становились дебютными. А Семин после первых тренировок отправился в Новую Зеландию. Все три сбора команда провела на своей базе в Хосте, однако я почти половину из них пропустил по уважительной причине. Борис Петрович Игнатьев, надо полагать, с подачи Семина, пригласил меня в составе олимпийской сборной СССР на турнир памяти Джавахарлала Неру в Индию с участием сборных Венгрии и Румынии. Играли мы на юге страны в городе Тривандрум при 40 градусах жары. Для тренировок было отведено гаревое поле, но мы почти не высовывали носов из отеля. Меня – то жара устраивала, поскольку надо было сбросить лишний вес, а в такой раскаленной атмосфере никакая еда в горло не лезла. Каждое утро я отправлялся на взвешивание к нашему массажисту Михаилу Насибову, но результат раз за разом разочаровывал: вес застыл намертво. Уже при отъезде в аэропорту я в одежде и обуви забрался на весы для багажа и был поражен: минус восемь килограммов по сравнению с приездом в Индию! Помчался за объяснениями к Насибову, а он смеется: «Ты же не смотрел на весы, а я специально тебя обманывал, стимулировал к сбросу лишних килограммов». Заняли мы на этом турнире 3–е место, мне довелось поиграть, как и двум другим вратарям, участвовавшим в поездке – спартаковцу Гинтарасу Стауче и Александру Помазуну из харьковского «Металлиста».