Искусственный отбор
Шрифт:
Игорь посмотрел на утопающие в зелени ветхие дома: с растрескавшимися, но аккуратно подмазанными раствором панелями стен. На поросшее деревьями и травой пространство, что давным-давно, когда город назывался Екатеринбургом, было широким проспектом. Ни гула автомобилей, ни стрекота дронов, ни навязчивого бормотания рекламных баннеров…
У дальнего здания, в котором угадывался автовокзал, судачит группа женщин с ведрами, собравшись вокруг водяной скважины. Одеты в легкие платья и туники, вышедшие из моды совсем недавно – и не отличить издалека от жительниц Пангеи.
Разве что
На лавочках у подъездов пары ближайших домов притаились «фашисты». Так дядя Ваня прозвал старушек: в ветхих застиранных платьицах, в платках и с обязательными клюками. Сидят тихо, ловко лузгают семечки. Но это до тех пор, пока мимо не пройдет случайный паренек или девушка. И тогда раздается змеиное шипение, творятся крестные знамения, на весь свет звучит вечное: «Мы в их время» и «Совсем стыд потеряли».
Из дому вышел Васька-программист. Должно быть, побрел к Сталкеру за запчастями, но неосторожно двинул через главную тропинку вместо обходной. И сразу попал под обстрел, одна из «милых» бабушек заголосила:
– Ты чего ночью песни горланишь? С дружками, небось, пьянствуешь?
Другая поддержала:
– И мусор под стенами бросаешь, я видела!
Третья обличила внешний вид Васьки – мол, так бандиты одеваются. И побрился бы, да и мыться надо чаще, чем раз в полгода.
Несчастный опешил, пытался отвечать, оправдывался, а потом отмахнулся и кинулся прочь, втянув голову в плечи. Вслед долго «свистели снаряды», бабульки всласть перемывали кости.
А вот среди густых зарослей шныряет детвора: от пяти до двенадцати. Смеются и перекликаются, кто-то строит «Логово Дикаря» из сухих палок и кусков растрескавшегося пластика, другие бьют из рогаток по неосторожным голубям и воронам.
Мужчин пока немного. Большинство либо на заработках в Пангее, либо охотятся, либо возделывают многочисленные поля и огороды, раскиданные то тут, то там среди остовов домов, выпасают коз и коров. Некоторые ремесленничают, малая часть, кому пришла очередь, патрулирует границы жилого сектора.
Удивительно. Невероятно.
Особенно после мира, где живут одни лишь вечно юные люди, где детей по большей части выращивают в специальных питомниках-интернатах, а встреча с человеком среднего возраста – редкость несусветная.
Вот таков он, Мертвый город… наполнен жизнью. Город, где практически нет Сети, где читают книги, слушают музыку, поют, смотрят древние фильмы, изучают современные науки, самостоятельно рожают и воспитывают отпрысков. Город, где асфальт исчез под слоем дерна, проспекты и площади превратились в рощицы, поля и огороды. Где поддерживают чистоту и порядок, используют канализацию, добывают воду из скважин, а электричество – посредством компактных генераторов.
А ведь полтора месяца назад с подачи оголтелых СМИ он представлял его как мрачные руины, населенные полуголыми дикарями-истоками с дубинами в руках. Встретить умных и образованных людей? Да ну что вы! Здесь каменный век, мамонты и людоеды…
Хотя, честно говоря, тут хватало и развалин, и мест, куда
В обитаемых же кварталах существовал свой особый уклад, странное смешение порядка и анархии, свободы и жесткой необходимости, прошлого и будущего. Люди жили так, будто Войны и не случилось. Здесь рождались, старились и умирали, ходили в школы, болели, работали, сражались и молились. И считали, что это нормально и естественно. Нормально, когда у тебя есть мать и отец, братья и сестры, нормально жить не дольше отведенного срока.
Разительный контраст по сравнению с Пангеей.
Там Игорь едва знал людей, что обитали рядом. Там каждая минута подчинена строгому распорядку, а цели и устремления окружающих сводились к одному – модификациям. Ибо моды означали успех и богатство. Генетическая карта служила неким мерилом, эталоном… эффективности.
Здесь в первый же день пришли соседи. Познакомиться, предложить или попросить помощи, пошутить. Здесь ценили доброту и ум, умелые крепкие руки. Женщины одаривали бывшего агента лукавыми улыбками, а мужчины общались как с равным. Здесь не нужно было никому и ничего доказывать, не нужно стремиться прыгнуть выше головы, чтобы заслужить вялое уважение.
Быть нормальным, здоровым, красивым, умным казалось странным и непривычным. И тем удивительнее, что он все-таки сумел выжить заварухе с Составом, скрылся от корпораций, от хватких лап ПСБ и вездесущего Коллективного Сознательного. Но заслуга принадлежала не ему, а Инне. Сотрудница спасла опального агента во второй раз.
Миронов ясно помнил тот момент. Он сидел на полу в собственной квартире и тупо баюкал в руках пустой контейнер не в силах встать и идти прочь. Знал, что в жилище почти наверняка остались жучки, знал и о том, что сработала сигнализация. Но к тому времени окончательно сдал под напором боли, гуляющих в крови химикатов и Реагента. Да и морально был раздавлен, обреченно ждал группу захвата.
Однако вместо бойцов в квартиру ворвалась Инна. Налетела как ураган, обозвала идиотом, и отхлестала по щекам, чтобы привести в чувство. Помогла отсоединить контейнер и спрятать в сумку. Вытащила из дому и усадила в машину, рванула с места в карьер.
Оказывается, девушке удалось перепрограммировать следящие устройства безопасников, подтереть данные в отчетных журналах. Так что о появлении Игоря никто не знал, кроме нее и тех, кому она могла доверять. Кому могла – выяснилось быстро. На окраине города их встретил Боровин собственной персоной.
Обеспокоенный и злой начальник судмедэкспертизы выслушал сбивчивый рассказ Инны, обвинил ее в глупости и прогнал с глаз долой, пока никто не хватился. Затем усадил агента в свое авто и долго молчал, разглядывал пассажира с опаской, сомнениями. Но принял какое-то решение и тронулся в неизвестном направлении… а Миронов попросту потерял сознание.