Искусство ката
Шрифт:
– А кто тебе рассказал про деда?
– Он и рассказал. Он неожиданно появился в момент первого покушения. Один из его телохранителей попытался закрыть меня своим телом, и был убит. После этого они используют очень мощное оружие. Целый месяц я гостил в одном из замков деда на необитаемом острове в Тихом океане. Там я был недосягаем для киллеров. Дед рассказал мне всё о моих родителях и о своей родословной, уходящей корнями ещё к легендарному Моргану. Оказывается, этот знаменитый пират является моим пра-пра-пра-пра-прадедушкой. Именно благодаря этому меня так быстро вычислили. Фамильное сходство подвело. Через поколение в нашем роду рождался по крайней мере один парень, как две капли похожий на него. А тут проныра-репортёр узнал о моих подвигах в Поднебесной, где я закончил своё обучение, и растрезвонил по всем штатам об уникальном американце, покорившем Восток. В общем, в Америку я прибыл известным человеком. Моими фото пестрели все газеты. И то, что я как две капли воды похож на деда в молодые годы, его соратники, начинавшие с ним когда-то, сразу узрели. Одного этого хватило, чтобы охота началась. Они работают наверняка, используют профессионалов самого высшего уровня.
– Но тебе как-то удалось избежать смерти уже три раза. Или два. Первый раз тебя закрыл телохранитель деда…
– Да нет. Три. Только тогда он погиб впустую. Меня на линии огня в момент выстрела уже не
– Ты и так умеешь? Значит, меня ты спас не случайно?
– Не случайно. И этому меня научили. Но это отдельная история. Я же говорил, рассказ будет длинным.
– Есть один монастырь на Тибете, – продолжил рассказ Дик, – где в своё время скрылись последние представители ниндзя. Дамоклов меч и сейчас висит над ними. Потомки самураев до сих пор верны старой клятве. Поэтому в этом монастыре потомки ниндзя выработали поразительные способы выживания. Я прожил там год. И этот год можно смело приравнять целой жизни нормального человека. Они научили меня чувствовать мысль и взгляд стрелка, мишенью которого был я, независимо от расстояния. Хотя взгляд могут чувствовать многие, как и читать мысли других людей. Ничего удивительного в этом нет. Стрелок вынужден концентрировать взгляд и мысль на своей жертве, иначе нельзя. Он как бы сливается со своим оружием, оружие становиться частью него, он мысленно направляет пулю в то место, в которое хочет попасть. Поэтому его мысль и взгляд опережают пулю, несущую смерть. Но согласитесь, мало уловить эту мысль и этот взгляд, нужно ещё вычленить их из большого разнообразия других мыслей и взглядов, ведь человек очень редко бывает совершенно один. В большинстве случаев для нападения выбираются людные места. А если ещё при этом присутствуют телохранители, зорко следящие за жертвой и вокруг, то внимание их также напряжено и ещё больше усиливает посторонний фон. Но, даже почувствовав опасность, как успеть избежать пули, предназначенной вам? Пуля летит быстро. Но, как оказалось, и от неё можно уклониться. Меня научили и этому. Но давайте я расскажу всё по порядку.
Монахи, потомки ниндзя, разработали оригинальную методику, позволяющую человеку не только вовремя почувствовать угрозу и избежать её, но и безошибочно определить место, где прячется её источник. Сама по себе методика очень простая, не требующая никаких приспособлений или специальных средств, естественная как горы вокруг. Но пройти весь курс обучения может только очень крепкий физически и очень упорный человек.
Есть там место в горах, где нет ни животных, ни насекомых, ни растений, ни одного живого существа. Лишь голые скалы. Даже птиц я не видел ни разу. Меня оставили там одного, снабдив водой и скудной пищей. Сначала я даже испытывал удовольствие от полного одиночества. В первый раз в жизни я остался совершенно один. Мне не объяснили цель этого уединения, сказали: узнаешь в своё время. Поэтому я с удовольствием предавался размышлениям и нехитрым физическим упражнениям, так как моё жизненное пространство было строго ограниченно. И так минуло пять дней. Потом начался кошмар. Я пребывал в расслабленной неге, стараясь мысленно слиться с окружающим миром, как вдруг неожиданно что-то ударило в мозг, как будто обожгло его, а затем в мою спину вонзилась стрела. Свои чувства я анализировал потом, когда ко мне вернулось способность мыслить. Я и сейчас не знаю, сколько времени пробыл без сознания, и что было тому виной – боль от стрелы или неожиданность боли. Ни один жизненно важный орган задет не был. Стрела пробила широчайшую мышцу, не задев ни одну кость. Но пробила насквозь, и для того чтобы извлечь её, пришлось обломать с двух сторон. Эту нехитрую, но довольно болезненную операцию сделали, когда я уже пришёл в сознание и, естественно, без наркоза. Всё это входило в методику обучения, и было только началом. Наложив на рану повязку с бальзамом из целебных трав и ничего не объяснив, мои учителя молча удалились. Ответом на мой немой вопрос был слегка ироничный взгляд, брошенный одним из них через плечо, мол, сам напросился. Этот взгляд меня несколько отрезвил. Я действительно сам напросился, самонадеянно посчитав, что выдержу всё. А дорога назад для меня была всегда открыта, и вряд ли кто осудил бы меня за это, кроме меня самого. Именно тогда, после того взгляда, я закусил удила и решил, что скорее умру, чем уступлю себе. Но тогда я ещё не знал, на что себя обрекаю. Рана зажила удивительно быстро, или место такое, или бальзам, но уже через два дня я был совсем здоров и самостоятельно снял повязку. Лишь небольшой шрам напоминал о недавней травме. Естественно, я много думал о том, чему меня должна научить эта рана, должна быть определённая цель этого действия, и что ещё мне ожидать. И тем не мене я был совсем не готов, когда вторая стрела пробила мне спину с другой стороны, застряв во второй широчайшей мышце. Правда, сознание на этот раз я не потерял, хотя сразу пожалел об этом. Боль была невероятной, как будто в ране застрял раскалённый металлический прут. Я совершенно одурел от боли и перестал что-либо соображать. Опять пришли учителя, молча извлекли стрелу и, наложив повязку, так же молча удалились. Но на этот раз боль осталась и терзала меня ещё два дня, пока заживала рана. Потом боль ушла, но остался страх испытать всё ещё раз. Ещё двое суток я не мог спать, со страхом озираясь вокруг, не зная, откуда ждать очередного удара. Спрятаться там было абсолютно негде. Я и сейчас не знаю, как выдержал те четверо суток: двое суток невероятной боли и двое суток страха, проникающего до мозга костей. Но всё когда-то кончается. К счастью, ресурсы организма не беспредельны. Пришёл сон, как провал в беспамятство, после которого я обрёл способность думать и рассуждать. Страх не ушёл, лишь притупился немного. Перестал лить холодный липкий пот. Я стал искать ответ: для чего же нужно всё это? Через пять дней страх притупился настолько, что я перестал постоянно озираться по сторонам, как загнанный зверь. Хотя ответа пока не нашёл. Но я смог вспомнить то, что не давали вспомнить боль, а потом страх. Вспомнить удар в мозг перед ударом в спину, такой же, как и в первый раз. Это могло быть предупреждением выстрела, и я невольно стал ждать и бояться очередного такого удара. А что мне оставалось делать? И это случилось опять. Но я уже был готов, упал на землю почти одновременно с ударом в мозг и избежал удара в спину. Стрела лишь задела плечо, оставив глубокую царапину на нём. Но вернулась боль. И какая боль! Я ни до этого, ни после никогда не испытывал такой боли. Не знаю, чем была смазана эта стрела. Я катался по земле и выл, как смертельно раненное животное, мечтая о смерти. От боли я потерял счёт времени и не заметил, когда пришли мои учителя. Они силой оторвали мою руку от раны, которую я зажимал, и чем-то смазали рану, что сняло боль. Позже, когда я начал соображать, пришло понимание, чего от меня хотят мои учителя и для чего нужна такая пытка. Это первый шаг на пути длиною в год и, пожалуй, самый трудный. Легче не стало, но появился смысл в том, что со мной делали, да и цель определилась. И ещё я понял, почему стрела задела меня. Сомнение помешало вовремя среагировать.
– Каким образом ты смог это? – первое, о чём я спросил монаха.
– И ты сможешь. Как видишь, это возможно. Ты напряжён и скован, постоянно ждёшь удара и боишься его, поэтому не можешь двигаться быстро. Хотя уже можешь реагировать на выстрел рефлекторно, подсознательно. Тебе нужно освободиться от навязчивых мыслей, снять напряжение, внутренне расслабиться и не мешать себе самому. Твоё тело прекрасно знает, что делать, чтобы избежать боли, и ему не нужен мысленный контроль. Забудь про стрелка.
– Хорошо сказано, но как?
– Хотя бы так.
И без предупреждения нанёс мне удар рукой в голову, вернее, хотел нанести. Я не дал ему сделать этого. Он был отличным бойцом с отменной реакцией, я с удовольствием включился в спарринг, давно не дрался, и от напряжения забыл обо всём. Очнулся я лёжа на земле, прозвучал выстрел и меня осыпало каменной крошкой. Я знал: стрелок не мог промахнуться, но я избежал ранения и не успел понять, как. Я даже не осознал удара в мозг.
– Оказывается, можешь. Большой вред в сомнении. Как отвлечься самому? Вспомни свой самый тяжёлый поединок. Уйди в себя. Но в момент удара в мозг сосредоточься на летящей в тебя пуле, увидь её мысленным взором и только потом реагируй на неё. И помни: большой вред в сомнении.
Мне стало очень интересно проверить его слова. Он, похоже, знал, о чём говорил. В конце концов, что я терял? Одним ранением больше, одним меньше. Я уже начал привыкать к ним. Я вспомнил свой самый тяжёлый поединок, который мог стать для меня последним. Бог рассудил иначе. С этой мыслью я осознал, что получил удар в мозг, но не вышел из состояния внутреннего созерцания. Я потянулся мысленно к пуле, летящей в меня, и почувствовал её, даже увидел внутренним взором, приближающуюся ко мне, как в замедленном кино. Мне было так интересно, что я не сразу сообразил, кому эта пуля предназначена. Но и сообразив, не испугался, смысла не было, не страшной была медленно приближающая пуля. Я мог бы схватить её рукой, но, к счастью, не стал этого делать, а просто уклонился.
Мои упражнения в горах продолжались довольно долго. Вот только ранений больше не было. Я учился находиться в состоянии постоянной внутренней расслабленности, пока это состояние не стало для меня естественным, как дыхание. Я научился безошибочно определять место нахождения стрелка в момент выстрела. Потом начались тренировки в беге. Мне надо было как можно быстрее достичь этого места после выстрела. Оказалось, что состояние полной внутренней расслабленности полностью высвобождает резервы организма. Работают только нужные мышцы и, при необходимости, на полную мощность. Сначала не всё получалось. Оказалось, непросто сохранять нужное состояние при беге в горах. Внимание сосредоточивается на мелочах, например: куда поставить ногу, или за какой уступ взяться рукой? Выделил частное, потерял общее. Чтобы сохранить состояние полной внутренней расслабленности, нужно полностью довериться своему телу, как доверяется всадник своему коню. Оказывается, скакуну довериться легче, чем самому себе. И через это пришлось пройти. Но теперь я знаю, что испытывает лунатик, идя по узкому карнизу высоко над землёй. Ничего не испытывает. Но какие силы высвобождаются! Как в трансе человек творит чудеса силы и ловкости, так и здесь, только это состояние можно назвать контролируемым трансом. Контроль есть, только как бы со стороны. Я первый раз попытался объяснить это словами, и вижу, получается не очень.
– Я понимаю, о чём ты хочешь сказать. Я видел тебя в деле, когда ты буквально растворился в воздухе после выстрела, – сказал учитель, – похоже, Уэсиба Морихэй – отец борьбы Айки-до, обладал похожей способностью. Ты в любой момент можешь так быстро действовать?
– Нет. Так быстро только после выстрела. Меня учили этому год. Учили реагировать на выстрел. Когда в меня стреляют, я впадаю в особое состояние, мои учителя не советовали мне даже пытаться впадать в это состояние без прямой угрозы для жизни. Говорили, что без такой угрозы можно мгновенно сгореть, как порох. А они научили меня верить им. Но в повседневной жизни в этом нет необходимости. Не зря говорят: «Не поминай Господа всуе». Но и это было только начало пути длиною в год. Тренировки в горах дали многое. Они научили чувствовать и находить цель. Превращаться из дичи в охотника. А самое главное, научили верить себе. Верить без тени сомнения. Потому что даже маленькая тень, даже намёк на тень способна затмить разум. Но тренировки в горах проводились в идеальных условиях. Без помех. Далее мне предстояло выйти в мир и там научиться делать всё то, что я делал в горах. Я должен был научиться, подобно талантливому дирижёру, безошибочно определять одну фальшивую ноту в игре большого оркестра. Но только от этой ноты зависела моя жизнь. И я научился. Научился безошибочно определять мысль и взгляд стрелка в любых условиях, даже в океане страстей на стадионе во время футбольного матча. Но на это ушёл год. Пожалуй, самый тяжёлый и самый интересный год из всей моей жизни.
– Ну, и как ты действуешь, превратившись из дичи в охотника? – спросил Дика учитель.
– Определив цель, я мчусь туда и застаю стрелка там, откуда он стрелял. Надо видеть его лицо, когда я внезапно предстаю перед ним. Ничего я с ним не делаю, – ответил Дик на немой вопрос учителя, – пусть судьёй ему будет Бог. Я лишь ломаю его дорогостоящее, как правило, уникальное оружие, и, погрозив ему пальцем со словами: «Не делай больше этого, погибнешь», ухожу. Я уверен, что ни один из них на вторую попытку не решится.
– Пожалуй, в этом ты прав, – с улыбкой сказал учитель. – Я не пойму другого: ты действительно так быстро двигаешься, что он не видит твоего приближения?
– Действительно. Никто не видит. Мир как будто замирает вокруг, как в замедленном кино, и безграничная радость в упоении бегом. Я подсознательно даже стал ждать и желать нападения ради этих нескольких секунд эйфории.
– Да с такими способностями ради удовольствия можно натворить дел, – с укором сказал учитель.
– Нельзя. Вы разве забыли: «Не поминай Господа всуе»? Помимо этих моментов, я вполне нормальный человек, ну, может быть, гипертрофически нормальный. Уберите всё лишнее, мешающее любому человеку, научите его всему тому, что знаю и умею я – и всё. Никаких других, не присущих всем людям качеств, у меня нет, кроме тех, которые появляются в момент смертельной опасности.