Искусство рисовать с натуры
Шрифт:
— Ну, что ж, как сказал классик, каждому на голову свой кирпич, — пробормотала Надя и залпом выпила свое вино. — В сентябре День города — помнишь? Может, пойдем, гульнем?
— Вряд ли, — Наташа покачала головой,
— Что, некогда?! — спросила подруга недобро, глянула на часы, и на секунду Наташе показалось, что она сейчас сдернет их с запястья и вышвырнет в окно, но Надя опустила руку и, как фокусник, выхватила из своего пакета бутылку союз-виктановского шампанского (сбылась мечта идиота! вот и напьемся — посмотрите, какая я вся мягкая и шелковистая — градусы — вот в чем мой секрет! а Пашка вернется и устроит скандал). — Что ж мы всегда такие занятые?!
Наташа,
— Ну, подруга, ты ж не маленькая, понимаешь. Деньги надо зарабатывать, а в праздник самая выручка. Это жизнь. Жизнь такая.
— Жизнь, — процедила Надя таким тоном, словно произнесла грязное ругательство. — Какая тут жизнь, а?! Моя бабка получает 47 гэ пенсии, из них 30 уходят за квартиру, а бабка, между прочим, инвалид второй группы. Ну, и на какую тут жизнь?! Жизнь-то упирается не во всякие романтические бредни, в бабки она упирается, сама же говоришь! У нас на работе шеф сотрудниц сопливых на столе раскладывает али в позу бегущего египтянина ставит за лишние полставки в 60 гэ, которые, к тому же, и платят спустя полгода! О, жизнь, да?! Народ с высшим образованием на улице из-за пустых бутылок дерется — валюта! Ты сама в очередях стоишь по три часа — лишь бы на 30 копеек дешевле! Цена хлеба скоро с долларом сравняется. Мужика вчера в соседнем районе пацанва замочила. Знаешь из-за чего? Из-за пачки сигарет. Старик на прошлой неделе дорогу переходил и в голодный обморок свалился — точно башкой под колесо троллейбуса! А, жизнь?! — она усмехнулась, оскалив зубы. — А скоро зима. Народные приметы зимы знаешь? Свет вырубят, воду вырубят, газ вырубят, отопление не врубят! О, жизнь! А отцы народа в Киеве сидят, уже ж…ы плесенью поросли — решают общегосударственный вопрос — на каком языке песни петь. Зато независимые, блин! Можно, конечно, в Россию уехать — у меня знакомые девчонки уже два года в Москве на заработках — знаешь какие советы дают начинающим?! Приезжаешь и ищешь — нет, не работу сначала — подходящего любовника, который будет тебе жизнь и квартиру оплачивать, и плевать, сколько ему лет и сколько у него жен и детей — лишь бы платил! А одна из них проституткой отпахала полтора года, влетела в пару историй, зато сейчас живет нормально.
— Ну, Надь, везде так. И ты в жизни видишь только плохое, — пробормотала Наташа, ошеломленная внезапным натиском. Надя отшатнулась от подоконника так резко, словно он внезапно раскалился, и ее взгляд метнулся в сторону Наташи — взгляд, полный пьяной ярости и бесконечного отчаяния — взгляд озлобленного неудачника, родившегося в чужой стране, в чужое время. Взгляд человека, давно продавшего все, что у него было, и тут же потратившего все эти деньги, с которых еще нужно дать сдачу.
— Да, я вижу только плохое! — сказала она зло. — А ты что видишь?! Ты вообще что-нибудь видишь?! Ты же ни хрена не видишь! Ах, подруга, — ее голос вдруг сорвался, — как же я тебе завидую — ты ничего не видишь!
— Успокойся, — произнесла Наташа миролюбиво и отвернулась, снова принявшись за мясорубку. Надя во многом была неправа, но и права во многом. Надя жила бедно, но весело, а за веселость платила тем, что многое видела. Ей же видеть было некогда.
— Наперекосяк, — пробормотала сзади Надя, открывая с хлопком бутылку. С шипением зажурчало наливаемое шампанское. — Все здесь наперекосяк. Даже дороги взбесились!
— Ты о ней? — спросила Наташа и кивнула в сторону окна.
— О ней, о ней, — Надя, вроде бы совершенно успокоившись, вернула лицу улыбчивое выражение, снова села на табуретку.
— Дорога-дорога… я тут кое-что
Наташа замялась. Надя была, конечно, хорошей подругой. Но Надя была и отменной язвой. Не говорить же ей, что с той ночи, когда она почти полчаса стояла и смотрела на дорогу под платанами и на такси со спущенным колесом и на одинокую согнутую фигуру водителя — с той ночи в течение всей недели она то и дело поглядывала на дорогу — утром, идя на работу, вечером, возвращаясь с работы, выходя на «Вершину Мира» ночью перед сном, в то время, когда Пашка давно уже мирно похрапывал на своей половине кровати. Не говорить же, что такая неотъемлемо-обыденная часть пейзажа, как дорога, которой Наташа никогда не ходила и о существовании которой вовсе не помнила, — эта дорога вдруг стала интересовать Наташу куда как больше остывающего семейного очага. И чем больше она смотрела на дорогу, тем меньше она ей нравилась, и неприязнь эта была смутно знакомой, как что-то, давно позабытое из далекого прошлого, а может быть, и из прошлой жизни. Было ли это связано с машинами или с тем, что сама она в раннем детстве чуть не погибла возле этой дороги по нелепой случайности?
— Ну, так что? Ты ничего не хочешь мне сказать?
«Хочу. Я хочу тебе сказать, Надя, что зло бродит темными путями, где его никто не может увидеть, и зло бродит и обычными земными дорогами, где увидеть его может не каждый».
К счастью, странные слова сумели удержаться на языке, не сорвались. И откуда они только взялись в голове. В последнее время множество странных мыслей захаживало в ее мозг — мыслей, которых никогда не возникало прежде — должно быть, она переработала. Иначе, как это можно объяснить. Только тем, что от работы у нее уже едет крыша. Наташа быстро посмотрела на Надю, но та, казалось, ничего не заметила, всего лишь ожидая ответа на свой вопрос.
— Ну… Я поглядывала иногда, — Наташа постаралась придать голосу выражение полной безмятежности — мол, мне нет дела до этих глупостей, но если хочешь, давай поговорим. Машинально она наклонилась и снова принялась крутить ручку мясорубки. — Да, несколько машин сломалось. Но в городе все дороги в ужасном состоянии, уж тебе-то это должно быть хорошо известно.
Надя улыбнулась снисходительно-скептически, открыла свою сумку и достала толстую записную книжку в красивой обложке под крокодилью кожу.
Эту книжку Наде подарил приятель, Слава. Наташа, которой он очень нравился или, правильней будет сказать, она его «одобряла», втайне надеялась, что подруга образумится и согласится на его бесконечные предложения выйти за него замуж. Хороший муж — вот что нужно Наде, чтоб она перестала забивать себе голову всякой ерундой. А Слава был кандидатурой очень подходящей. Радиотехник по образованию, альпинист по призванию, а в миру — совладелец магазинчика видеотехники, Слава не страдал от отсутствия денег и интеллекта. Наташа знала его уже несколько лет и иногда с негодованием отметала скверные мыслишки, что, мол, не будь Паши, она бы… эх! Но у нее был Паша, а Слава был у Нади.
Наташа открутила мясорубку, положила ее в раковину и поставила на стол миску с перемолотыми кабачками. За окном уже было совсем темно, и теплую темноту прошивали дребезжащие трели цикад и пение подрастающих дворовых бардов — плохое, но громкое. Аккомпанементом для песен служили гитарный перебор и русско-американский мат. Рассеянно прислушиваясь к ночным звукам и по привычке ожидая звука мотора старенькой, раздолбанной мужниной «копейки», Наташа расколола над густой зеленой массой яйцо, глядя как Надя сосредоточенно шелестит страницами.