Искусство ведьмовства. Обучение

Богданова Екатерина

– Ментальное влияние я убрал. Теперь можете говорить свободно, – отодвигая бумажки, изрёк маг.

А чего говорить-то? Тут зуб на зуб не попадает, сижу ни жива–ни мертва. Куда себя девать – не ведаю.

– На чём мы остановились? Ах да, при каких обстоятельствах ваша сила проявляется чаще всего, Весения? – испросил магистр, и смотрит на меня так, с жалостью что ли?

А я молчу, Евдора же строго-настрого наказала про смертные думы не говорить.

– Ну что же вы? Как я понял, матушке Евдоре вы всё, как есть, выложили. А мне почему рассказывать боитесь? – посетовал маг и встал.

Я вся сжалась, руки-ноги ходуном, в глазах слёзы.

И уразумею, что ничего паршивого не сотворила, а боязно так, будто кого угробила и теперь ответ держать за это буду. А магистр этот стол обошёл, ко мне подступил, присел на коленца и в глаза заглядывает. А потом и того пуще, за руки ухватил, сжал ладошки мокрые, и тихо так:

– Весения, ты можешь мне полностью доверять. Обещаю, что ни слова из того, что ты сейчас расскажешь, из этого кабинета не выйдет.

Я на него глянула и пуще прежнего забоялась. Это он чего, прямо здесь со мной и порешит? А матушка сказывала, что неугодных сперва из школы забирают.

– Так не пойдёт, – недовольно так проговорил маг. – А ну посмотри мне в глаза, ведьмочка.

Я вообще глаза затворила до боли, и руки тяну – не даёт. Ещё и приказывать принялся.

– В глаза смотри, ведьма! – гаркнул так, что я очи растворила и выпучилась на него.

– Так-то лучше. А теперь рассказывай, всё, как есть, без утайки, – улыбнулся он, а сам ладошки мне пальцами гладит.

Вкруговую, вкруговую, у меня думы и закружились. Сама не заметила, как всё выболтала, и про смерти больные душе, и про батюшкины думы, поперечные моему хотению. И даже на баб слободских глупых нажалилась, что они горланить по утопленнице принялись, да до батюшки те пересуды дошли.

А как маг руки мои пустил, да отошёл в сторонку, так меня и прошибло потом – всё же выведал, окаянный! Что теперь будет-то? Евдора же сказывала – сила моя больно плохая, непонятная, от того и опасная. А у нас как принято, что опаску даёт, то на убор идёт. Вот и меня сейчас приберут, и следа не останется.

Магистр за стол свой уселся, пальцами по нему бьёт, как конь осерчалый копытом, да на меня с думой поглядывает. А потом глянул так, с прищуром, да и говорит:

– И что с тобой делать прикажешь? По всем признакам у тебя прослеживаются задатки некромантии, магии нехорошей, но допустимой. Да только магии в тебе нет ни капли. Следовательно, это не некромантия. А ведьминские силы, со смертью связанные, это уже совершенно другой уровень. Если я сейчас о тебе в магистрат доложу, там разбираться не будут, осушат и спишут. У нас по отношению к неопределённым ведьмам правила строгие.

Я и заревела. Хоть и не всё поняла, да додумалась, что конец мне маг пророчит.

– Отставить слёзы! – грозно так глянул он на меня. – Не будем рубить с плеча. Сначала попробуем установить вид силы, а там видно будет. Запишу тебя послушницей. Раз Евдора так за тебя радеет, то к ней и припишу. Но разбираться вместе будем. Мне бесконтрольная ведьма на вверенной территории ни к чему. Завтра же устроим проверку сил по методике Матфия.

Я на него через пелену слёз поглядела, головой покивала и пуще заревела. Чего он всё стращает, да стращает? Мне и самой страшно, а он глядит вороном. Ещё и словами заумными сыплет, как из лукошка. Вроде и учила матушка, да всё из ума вышло.

– И чего ты слёзы льёшь, ведьмочка? – покачал головой магистр. – Я же сказал, пока можешь не волноваться.

– А потом? – вскинулась я.

– А это от тебя зависеть будет, – усмехнулся он. – Даже смертная сила в умелых

руках может пригодиться. Тем более, в такие времена.

– Чего? – шмыгнула я носом.

Магистр встал, опять ко мне подступил, тряпицу вонючую из кармана сюртука вынул и протягивает. Взяла, чтоб лишний раз не серчать его.

– Вытри слёзы и иди спать. Утром будем думать, что с тобой дальше делать, – велел магистр Дарлат. – И теперь ты послушница школы Ведьмовства, так что, будь добра, соответствуй.

И взглядом меня недовольным окинул, особо на плечах его обозначив.

Я платье потянула, плечи заслоняя, краской залилась и убежала, покуда ещё чего не сказанул маг столичный.

Так неслась, что чуть Евдору с лесенки не сковырнула. Она меня как раз у ступенек дожидалась.

– Стой, девочка, – поймала она меня за рукав. – Что сказал магистр?

– Велел соответствовать, и проверками на завтра стращал, – выпалила сходу.

– Оставил? – взмахнула руками матушка. – Принял?

– Принял, но наговорил невесть чего. Ой, чую, погибель меня тут поджидает, – засопливилась я опять.

Принялась тряпицей утирать слёзы горючие, надышалась вонью столичной и чих напал. Матушка Евдора головой покачала, языком прищёлкнула, да и велела спать идти.

– Утром, – говорит, – пришлю за тобой Марсу. Да будь готова, отстаивать тебя будем.

– Ага, – хлипнула я, нос утирая.

– Беги, Весюшка, ночь уже в разгаре. И я спать пойду, – погладила меня по спине матушка.

Вместе мы и спустились в залу, да только она пошла в другую сторону, а я к своей лесенке. Из зала вышла в проход, поёжилась от холоду, повеявшего откуда ни возьмись, ступила пару раз, да и замерла. Почуяла неладное, а понять не могу – что и откуда. Но тянет меня сила неведомая куда-то в сторону. Прошла мимо лесенки своей, в другой проход завернула и как сами ноги понесли – бегу, сама души не чаю. А сердечко колотится птицей в силках, руки холодеют, в глазах пелена студёная, да только чую – туда мне надобно, там моё место. Так и пробежала неведомо сколько, остановилась у дверки резной, рука к ней тянется, а внутри всё стужей чёрной застит. Распахнула дверку, тут и закричала зверем раненым.

Стою, ору, себя не чуявши, а глаз отвести не могу. Прямо посередь саду цветочного кружится-бурлит чернота кромешная, а в этой черноте болтается девка в платье ведьминском. И не видно толком, да знаю откуда-то – неживая она уже. Подавилась криком, закашлялась, слёзы из глаз, трясёт меня всю, а отвернуться мочи нет. На коленки упала, задыхаться начала, но гляжу. А чернота кромешная бултыхается, ведьму мёртвую воротит по всякому, и чую – на меня глядит будто кто из темени той. Вот оно, зло чёрное, неведомое, да рукой не ощутимое, видит меня, насмехается. Тут я и заголосила опять, да только голосу больше не нашлось. Одни хрипы изо рта рвутся, да слёзы из глаз ручьями. Чернота схлынула, а ведьма наземь рухнула побрякушкой изломанной. Где чего и не понять, руки-ноги не на месте, кровь повсюду плещется, глаза, пеленой мёртвой затянутые, смотрят, будто прямо на меня. Сзади кто-то за плечи ухватил, да только я, не здесь будто, потянулась душой к девке молодой загубленной, руки простёрла и взвыла, будто со мной горе смертное приключилось, не с ней. А она и растворилась туманом серым, ничегошеньки от поломанной её не осталось. Тут я и изнемогла, только и успела подметить, как магистр Дарлат на руки меня принял, а рядом матушка Евдора пуще моего воет, послушницу загубленную оплакивает.