Ислам и Запад
Шрифт:
Но если полемисты и преобладали среди писавших об исламе, монополистами в этой области они уже не были, тем более что и полемика велась теперь с иными целями. Мощной движущей силой перемен стала Реформация. Католические авторы часто пытались дискредитировать протестантское учение, сравнивая его с исламом: Мухаммад-де был древним протестантом, а протестанты суть новые сарацины. Протестантские богословы, в свою очередь, отвечали на этот вызов по-разному: иногда отвергали его, демонстрируя, что испытывают к исламу такую же жгучую ненависть, как и католики; иногда обращали его против собственных диссидентов, таких как деисты и унитаристы [64] ; иногда принимали обвинение и обращали его в свою пользу. Практически это выражалось в предпринимавшихся время от времени попытках протестантских держав заключить с турками союз против католических империй [65] , а крайних пределов достигло в симпатии унитаристов к исламу, простиравшейся иногда даже до принятия мусульманства.
64
Так, католические полемисты обвиняли Кальвина в исламских склонностях, а кальвинисты в Женеве пытались выдвинуть то же обвинение против Сервета. См.: Aldobrandino Malvezzi, LIslamismo е la cultura europea(Firenze, 1956), p. 246 ff.; R. H. Bainton, Michel Servet, heretiqueet martyr(Geneve, 1953), p. 116.
65
См.: Kenneth
Протестанты, особенно в Голландии, Англии и позднее Германии, внесли огромный вклад в арабские штудии. Ими опять-таки двигали разные мотивы. Одной из побудительных причин был интерес к еврейской Библии и осознание того, что арабский язык и арабистика могут способствовать лучшему пониманию еврейского текста Ветхого Завета. Другой причиной был интерес к восточным христианам, воспринимавшимся как потенциальные союзники протестантов в борьбе против Римско-католической церкви. Третьей причиной был подъем английской и голландской торговли в Леванте, для ведения которой требовалось знание местных языков и обычаев; протестантским же ученым торговая деятельность их единоверцев давала возможность побывать в тех краях.
Большую часть сведений об исламе Гиббон почерпнул у одного из крупнейших европейских арабистов XVII века, Эдварда Покока (1604–1691) — как непосредственно из его писаний, так и опосредованно, через более поздних ученых, во многом на Покока опиравшихся. Покок начинал в Оксфорде с древнееврейского и сирийского, а затем занялся арабским. В 1630 году Левантийская компания назначила его на должность капеллана в Алеппо, где он пребывал до 1636 года, когда был приглашен обратно в Оксфорд возглавить только что созданную Лодову кафедру арабского языка.
Этот практический и богословский интерес к исламу и его истории дисциплинировали и дополняли новые методы филологического и текстологического анализа, применявшиеся с эпохи Возрождения сначала к классическим языкам, а затем к еврейскому и арабскому.
Несмотря на прагматический интерес к Ближнему Востоку как к источнику турецкой угрозы и рынку европейских товаров, работавших в соответствующей области ученых не слишком-то поощряли материально. Кембриджский арабист Саймон Окли (1678–1720), чья «История сарацин» впервые привлекла внимание юного Гиббона к этому региону, испытывал постоянную нужду. «Я был вынужден, — пишет он, — пользоваться моментами, когда заботы мои дремали, ибо когда я бодрствовал, они тоже не спали; и если они и не прерывали беспрестанно мои штудии, то приходили им на смену с не меньшим постоянством, чем ночь, сменяющая день» [66] . Второй том его истории был написан в Кембриджском замке, куда Окли посадили за долги. Великий немецкий ученый Иоганн Якоб Рейске (1716–1774), которого Гиббон сравнивал с Эразмом, Скалигером и Бентли [67] , не мог найти издателя для своего латинского перевода «Анналов» Абу-л-Фиды, и ему пришлось печатать его за свой счет. Продав едва ли тридцать экземпляров первого тома, он был вынужден прекратить печатание.
66
S. Ockley, History of the Saracens(Cambridge, 1757), vol. 2, p. XXXV; цит. no: P.M. Holt, Studies in the History of the Near East(London, 1973), p. 55.
67
Edward Gibbon, The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, ed. J.B. Bury (London, 1909–1914), vol. 7, p. 135.
В длинном примечании относительно источников, по которым он писал главу о Пророке [68] , Гиббон называет три перевода Корана (на латынь, французский и английский, выполненные соответственно Марраччи, Савари и Сейлом), две биографии Мухаммада, написанные Хамфри Придо и графом де Буленвилье, соответствующую статью в Bibliothuqee OrientaleЭрбло, и «лучшего и самого надежного из наших руководителей», Жана Ганье, «родом француза и профессора восточных языков в Оксфорде», автора двух «тщательно обработанных сочинений», а именно издания с латинским переводом и примечаниями биографии Пророка, написанной арабским автором Исмаилом Абу-л-Фидой (1273–1331), и написанной самим Ганье биографии Мухаммада в трех томах. Помимо перечисленных Гиббон широко использовал две другие важные работы — трактат о мусульманской религии голландского ученого Адриана Реланда и главный труд Покока, Specimen Historiae Arabum [69] , выдержку из арабоязычной хроники сирийского христианского автора Бар Эбрея (Абул-фарагиуса) с латинским переводом и сотнями страниц высокоученых примечаний. Сам арабский текст занимает всего 15 страниц и включает рассказ об арабских племенах и доисламской Аравии, краткую биографию Пророка и обсуждение библейских текстов, предсказывающих, по мнению мусульман, его приход и приписываемые ему чудеса.
68
Ibid., vol. 5, p. 375, n. 119. [русский перевод — часть V, с. 309, примеч. 117]. В дальнейшем цитаты из этой книги приводятся по русскому изданию: Эдуард Гиббон. История упадка и разрушения Римской империи.Перевод В. Н. Неведомского. Часть V. — СПб.: «Наука», 1992, представляющему собой перепечатку издания 1885 года. Небольшие изменения призваны исправить неточности и шероховатости старого перевода.
69
Edward Pococke, Specimen Historiae Arabum(Oxford, 1648–1650; переиздание: Oxford, 1806).
Каждому из переводов Корана предпослан долгий «исторический трактат», принадлежащий перу переводчика; все трое, согласно Гиббону, «тщательно изучили и язык и характер подлинника». На самом деле только перевод Марраччи полностью оригинален и основан исключительно на арабском тексте. Клод Савари (1758–1788) немного знал разговорный арабский, которым овладел во время пребывания в Египте, но явно имел весьма слабое представление о письменном языке. Его перевод опирается на переводы Марраччи и Сейла, соотносимые иногда с арабским текстом, а вступительная биография Пророка, подобно всем соответствующим произведениям европейских авторов того времени, основана в основном на одном-единственном арабском источнике — позднесредневековой хронике Абу-л Фиды. Основное отличие Савари от предшественников состоит в его подходе. «Le philosophe у trouvera, — говорит он, — les moyens qu’un homme appuye sur son seul genie, a employes pour triompher de l’attachement des Arabes "a l’idolatrie et pour leur donner un culte et des lois; il у verra, parmi beaucoup de fables et de repetitions des traits sublimes et un enthousiasme propres "a subjuguer des peuples d’un naturel ardent [70]
70
«Философ найдет здесь те средства, которые человек, опиравшийся исключительно на свой гений, употребил для того, чтобы восторжествовать над привязанностью арабов к идолопоклонничеству и дать им богослужение и законы; он найдет там, среди множества басен и повторов, возвышенные проявления и вдохновение, нужные для того, чтобы завоевать от природы пылкие народы» (фр.). — Прим. пер.
71
Claude Etienne Savary, Le Coran, traduit de Varabe, accompagne de notes et precede d’un abrege de la vie de Mahomet, tire des ecrivains orientaux les plus estimes(Paris, 1783), preface.
Савари и в переводе, и во вступительном трактате опирался во многом на труды английского ученого Джорджа Сейла (1697?—1736), первого сколько-нибудь значительного английского (и одного из первых в Европе) арабиста, который не был священнослужителем. Купеческий сын, практикующий адвокат, он занимался арабским в виде хобби и сумел достичь таких высот, что Общество распространения христианских знаний поручило ему исправить арабский перевод Нового Завета, выполненный сирийским христианином. Его перевод Корана, изданный в 1734 году [72] , основан на арабском тексте. Кроме того, он продуктивно использовал труд своего предшественника Марраччи и один из основополагающих мусульманских комментариев.
72
The Koran: commonly called the Alcoran of Mohammed; translated into English immediately from the original Arabic, with explanatory notes…to which is prefixed a preliminary discourse,transl. George Sale (London, 1734).
«Предварительный трактат» Сейла, посвященный доисламской Аравии, жизнеописанию Пророка и основам мусульманской религии, значительно повысил как достоинства, так и влияние книги. Относительно биографии Пророка он опирался в основном на Абу-л-Фиду и широко использовал Specimen HistoriaeАгабгт Покока. Сейл, хотя его и не коснулась просветительская идеализация Пророка, проявлял похвальную свободу от религиозных предрассудков, разделявшихся большинством его предшественников и последователей, и по крайней мере понимал, выражаясь словами современного исследователя, «что арабские авторы — лучший источник по арабской истории, а мусульманские комментаторы более других способны толковать Коран» [73] . Сейл сам определил свой подход цитатой из Блаженного Августина, вынесенной на титульный лист книги: «Nulla falsa doctrina est fquae non aliquid veri permisceat» [74] .
73
Holt, Studies in the History of the Near East,p. 60.
74
«Нет такого ложного учения, к которому не было бы примешано ничего истинного» (лат.). — Прим. пер.
Сейл, как и все последующие переводчики, широко использовал пионерскую работу итальянского священника Лодовико Марраччи, изданную в Падуе в 1698 году [75] ; она содержала опровержение ислама, опубликованное перед тем в Риме в 1691 году, и арабский текст Корана с латинским переводом и весьма полным комментарием. Цель Марраччи была откровенно полемической: он посвятил сорок лет жизни изучению Корана и его мусульманских комментаторов, дабы уничтожить ислам его же оружием. Его опровержение ислама Гиббон справедливо охарактеризовал как «язвительное, но полное учености» [76] . Марраччи хорошо знал арабский и использовал широкий, для того времени весьма внушительный, круг источников. Правда, многие из них он брал из вторых рук, в основном из книги Покока. Помимо упомянутых, предпринимались и более ранние попытки перевести Коран, которые Гиббон (видимо, справедливо) оставил без внимания.
75
Alcorani Textus Universus ex correctionibus Arabum exemplaribus summa fide… descriptus, eademque fide… ex arabico idiomate in Latinum translatus; oppositis unicuique capitis notis, atque refutatione…(Padua, 1698).
76
Gibbon, Decline and Fall of the Roman Empire, vol. 5, p. 374, n. 118 [русский перевод: Часть V, с. 309, примеч. 117].
Два жизнеописания Мухаммада, написанные доктором Хамфри Придо [77] и графом де Буленвилье [78] , были сугубо полемическими, а их слабости хорошо описал Гиббон: «Противоположные старания выставить Магомета обманщиком или героем нередко вредили учености доктора и остроумию Графа» [79] . Принадлежащее перу Придо жизнеописание, впервые опубликованное в 1697 году, пользовалось необычайным успехом, неоднократно переиздавалось и было переведено на французский. Цель его создания ясна из заглавия: «Подлинная природа обмана, полностью проявившаяся в жизни Магомета. С трактатом, приложенным для снятия этого обвинения с христианства». Придо, разумеется, не забывает мимоходом отвергнуть притязания мусульман — не слишком-то актуальная для Англии XVII века задача, — но гораздо более он озабочен тем, как бы предупредить об ужасных последствиях внутрицерковной борьбы. Именно ссоры и споры внутри Восточной церкви, по мнению Придо, «истощили Долготерпение Божие», так что
77
Humphrey Prideaux, The True Nature of Imposture fully Display’d in the Life of Mahomet. With a Discourse annex’d for the Vindication of Christianity from this Charge. Offered to the Consideration of the Deists of the Present Age(Oxford, 1697).
78
Henri de Boulainvilliers, La Vie de Mahomed; avec des reflexions sur la religion Mahometane, et les coutumes des Musulmans(Londres, 1730; переиздание: Amsterdam, 1731).
79
Gibbon, Decline and Fall of the Roman Empire, vol. 5, p. 375, n. 119 [русский перевод: Часть V, с. 309, примеч. 117].