Ислам. Цивилизация, культура, политика
Шрифт:
Раздел II
Культура
Мусульманская культура в поисках золотой середины
1. Культура высоких ограничений
Осознание культурой собственных возвышенных пределов предполагает в одинаковой степени достижение ее теоретическим разумом системности, а практическим разумом – подтверждение базовых принципов и ценностей, то есть всего того, что вырабатывает у нее собственные способы постижения сути абсолютного и ничтожного, истинного и ложного, прекрасного и низменного, прошлого и будущего, жизни и смерти, «я» и «они».
Хотя культура не сводима к системе логики с суммой аксиом, она, вместе с тем, имеет собственную логику, суть которой – в выработанных ею способах решения насущных проблем физического и метафизического бытия. В совокупности эти решения формируют культурный код, который реагирует на вызовы истории переходящим единством физического и метафизического в индивидууме и социуме. Это единство возникает в исторических (социальных и политических, идейных и моральных) опытах, обосновывающих структуру культурного мировоззрения. Последнее, в свою очередь, есть не что иное, как целостность принципов, составляющих дух культуры, и способы их реализации в знании и действии.
В процессе становления мусульманской культуры происходит накопление элементов, приведших к написанию известного хадиса, гласящего: «Ислам начинался вчуже и предстоит ему испытать его вновь». Этим как бы выражается то, что любое продвижение вперед есть возврат к первоистокам. Однако не следует рассматривать это в критериях абсолютного разума, скорее – в критериях морального духа, исходя из собственного (мусульманского) видения соотношения физического и метафизического.
Первоначально ислам в своем решении единства физического и метафизического исходил из самой проблемы жизни и смерти, то есть из «вечной» предпосылки мифологии и логики. Безотносительно к способам раскрытия данного единства оно всегда оставалось дилеммой «начала – конца», которая независимо от степени ее осознания прямо или опосредованно
59
Эта умеренность проложила себе дорогу в том числе и к фразеологии сур и айатов. Последние, как правило, состояли (в оригинале) из двух либо четырех рифмованных слов. Эта форма отвечала единству бинарных и противоположных компонентов фраз и тем самым влияла на формирование психологического фона. Доказательством этого могут служить сотни айатов, особенно мекканских, о различных аспектах морали, бытия и метафизики. Например, в суре «Ночь» сказано:
Но тот, кто давал, и страшился, и считал истинойпрекраснейшее, —Тому мы облегчим к легчайшему.А кто скупился и обогащался, и считал ложью прекраснейшее,Тому мы облегчим к тягчайшему (93: 5-10);или в суре «Раскалывание»:
Когда небо раскололось, и когда звезды осыпались,И когда моря перелились, и когда могилы перевернулись,Узнала тогда душа, что она уготовила вперед и отложила (82: 1–5).60
Коран. 74:32–34.
61
Там же. 91:1–2.
62
Там же. 56:75.
63
Там же. 82:1–5.
Однако эта неизбежность, сопутствующая существованию вещей и человека, не тождественна языческому (джахилийскому [64] ) року, сопутствующему Времени (Дахр). Скорее, она является телесно-духовной трансформацией смысла Вечности. Дело в том, что арабское язычество рассматривало время как единственную силу существования вещей и человека. Следовательно, все и вся лишь миг в нем. Тем самым, оно сводило начало и конец к вечно преходящему мгновению. Отсюда – основополагающий принцип жизни и смерти, который звучит: «Это ведь только наша ближняя жизнь; умираем мы и живем; губит нас только время» [65] . Другими словами, основополагающий смысл времени – в его способности разрушать и созидать компоненты мироздания. Ислам противопоставил бездушно-холодному джахилийскому пониманию Времени согретое душой человеческой божественное время, констатируя, что «день у господа – как тысяча лет из тех, что язычники считают» [66] . Тем самым ислам пытался объединить ограниченное и бесконечное в человеческом видении смысла жизни и смерти. Если смерть для джахилийского сознания есть конечный удел человека и неизбежное действие времени, то ислам придал этому уделу бесконечную размеренность, включив смерть в смысловой ряд поступков человека. Он поддерживал убежденность в том, что «все смертны, и никому не дано ее избежать, как бы он ни ограждал себя» [67] . Ислам включил эту убежденность в моральную метафизику, соединив рок (судьбу) и смерть в акте возвращения к Богу, утверждая словами Всевышнего: «Мы оживляем и умерщвляем, и к Нам – возвращение» [68] , «всякая душа вкусит смерть; потом к Нам вы будете возвращены» [69] . Это возвращение к Богу определяется «божественным дозволением», ибо «не подобает душе умирать иначе, как с дозволения Бога, по писанию и в установленный срок» [70] . Бог «приемлет души в момент их смерти, а ту, которая не умерла, – во сне; схватывает ту, для которой определил смерть, и отпускает другую до названного срока» [71] .
64
Джахилия – период доисламского арабского язычества. В мусульманском понимании асоцируется с невежеством и неверием.
65
Коран. 45:24.
66
Там же, 22:47.
67
Там же, 33:17.
68
Там же, 50:43.
69
Там же, 29:57.
70
Там же, 3:145.
71
Коран. 39: 42.
Возвращение к Богу – это возвращение души к своему источнику. Ее существование и кончина перестают быть преходящим моментом в абсолютном равнодушии становления и исчезновения, и становится актом божественного выбора в процессе перманентного пересозидания в цикле рождение – смерть – воскрешение.
Кораническое мировидение не отягощено дискуссионными поисками бесконечных горизонтов конечного смысла индивидуального бытия души, а скорее утверждением ценности ее божественного выбора, ибо сказано, что «всякая душа – заложница того, что она приобрела» [72] , ибо «Мы сотворили человека и знаем, что нашептывает ему душа; Мы ближе к нему, чем сонная артерия» [73] . Оно демонстрирует попытку определить и ограничить время человеческого существования моральным абсолютом жизни и смерти, полагая, что человек, независимо от его устремлений, встретится с Богом. Это мировидение венчает жизнь смертью, а смерть – жизнью, включив их в вечный круговорот божественных деяний.
72
Там же, 74:38.
73
Там же, 50:16.
Если джахилийа рассматривала жизнь как забаву и игру, красование, похвальбу и состязание в размерах имущества и количестве детей, то в раннем исламе блага жизни расцениваются как «пользование обманчивое» [74] . «Земная жизнь подобна воде, низвергающейся с небес; смешались с нею растения земли, а когда земля приобрела свой блеск и разукрасилась, ее обитатели подумали, что властвуют над ней. К ней пришло повеление Бога ночью или днем и сделало ее пожатой, как будто бы и не была богатой вчера» [75] . «И достаточно человеку навестить могилы, чтобы убедиться, насколько он далек от осознания преходящего характера жизни» [76] .
74
Там же, 57:20.
75
Коран. 10:24.
76
Там же, 102:12.
Эти представления составили утвердительную предпосылку свободного божественного деяния по отношению к истинной жизни. Ближняя жизнь становится лишь игрой и забавой, а потусторонняя есть жизнь подлинная [77] . Богатство и сыновья – украшение здешней жизни, а пребывающее благое – лучше у Господа по награде и лучше по надеждам [78] . В Коране подчеркивается, что те, «которые любят жизнь дольную превыше потусторонней и отклоняются от пути Бога, стремясь к кривизне в нем, эти в далеком заблуждении» [79] .
77
Там же, 29:64.
78
Там же, 18:46.
79
Там же, 14:3.
80
Там же, 31:33.
Последняя идея составляет ядро мусульманского монотеизма, ибо она редуцировала различные формы и уровни видения Единого Истинного. Отсюда обращение Корана к язычникам: «Призывайте Бога, или призывайте Милосердного; как бы вы ни звали, у него самые лучшие имена» [81] . Бог есть господин людей, царь людей, Бог людей [82] . Он «тот, кто в небесах Бог и на земле Бог» [83] . Его восхваляет то, что в небесах, и то, что на земле [84] . Ему поклоняются те, кто на небесах и на земле, вольно и невольно [85] . В Его руках власть над всеми, и к Нему все возвращаются [86] . Все, кроме Него, лишь имена. Нет божества, кроме Него [87] . Он сотворил и соразмерил, распределил и направил [88] . Он, милосердный, сотворил человека, научил его изъясняться, и небо Он воздвиг и установил весы так, что никто не пройдет иначе, как с Его помощью [89] . Не летают могущие летать, и не утоляет жажду вода, и не горит огонь, и не живет и не умирает кто-либо без Него. Он – первосущий, причина всего сущего, всякий исчезает, но не Он. Он был и остается лик Всевышнего со славой и достоинством [90] .
81
Там же, 17:110.
82
Коран. 114:1–3.
83
Там же, 43:84.
84
Там же, 64:1.
85
Там же, 13:15.
86
Там же, 36:83.
87
Там же, 23:115.
88
Там же, 87:2–3.
89
Там же, 55:1–4, 7–8, 33.
90
Там же, 55:26–27.
Таким образом, исламский монотеизм превратил Бога в абсолютный источник существования и действия. Их цель – превращение Его в начало и конец всего [91] . Он – первый и полезный, явный и тайный [92] , «свет небес и земли… свет света» [93] . Он – чистое бытие, в себе самом он полагает смысл и ценность всякого действия, ибо оно неизменно во всяком акте и все сущее для Него равноценно. Если Он открывает людям что-нибудь по Своей милости – для него нет удерживающего, если Он удерживает – тому нет посылающего после Него [94] . В этой целостности растворяется действительность и судьба, но при этом отсутствует что-либо, напоминающее об отвлеченно-равнодушном, ибо все, что Он делает, – мудро. Он ближе к человеку, чем его сонная артерия; и не бывает тайной беседы трех, чтобы Он не был четвертым, или пяти, чтобы Он не был шестым; и меньше, чем это, и больше, без того, чтобы Он не был с ними, где бы ни были они [95] . Это монотеистическое видение определяло в свою очередь субстанциональность Бога в действиях и актах индивидуума и общины и тем самым – субстанциональность Единого. Отсюда необходимо, чтобы любой призыв, воззвание и поклонение были обращены к Нему [96] . Если бы было множество богов, помимо Него, то рухнули бы они все и само мироздание с ними вместе [97] . Ему принадлежит и Восток, и Запад; куда бы люди не обратили свой взор, там лик Его [98] . Из сказанного вытекает тождество Бога и Истины, единственность Бога означает единственность Истины. Всё, кроме Него (то, к чему люди обращаются помимо Него) – ложь [99] . Он – царь истины, нет божества кроме Него [100] . «Решение только у Него: Он следует за истиной» [101] в сущем и действии, ибо Он – источник универсальной мудрости бытия, знамения которой обнаруживаются в теле и душе, пока не станет всем ясна эта Истина [102] . Идеальным воплощением премудрости Божьей в социальном и духовном существовании человека является сообщество (джама’а) и община (умма). Превращение сообщества и общины в идеальный образец социально-духовного существования человека – это практическое проявление монотеизма, который предполагает в их единстве гармоничность монотеистического видения в образе мусульман, община – община верующих. Их единство осознано в универсальных принципах ислама и его вероисповеданных основах: пятикратная молитва, пост в месяц Рамадан, хадж в Мекку и подаяние (закят). Это, в свою очередь, есть лишь минимальные пределы целостности сообщества и общины, которые являют дух умеренности. Сообщество есть единая целостность, подобная Ему, ибо Бог, как сказано в Коране, «если пожелал, то сделал бы людей общиной единой. А они не прекращают разногласий» [103] . Он сбивает с пути кого хочет, и везет прямым путем кого хочет, и будут все спрошены о том, что творили [104] .
91
Там же, 43:9.
92
Там же, 57:3.
93
Там же, 24:35.
94
Коран. 35:2.
95
Там же, 58:7.
96
Там же, 72:18, 20.
97
Там же, 21:22.
98
Там же, 2:15.
99
Там же, 31: 30.
100
Там же, 23:115.
101
Там же, 6:57.
102
Там же, 41:53.
103
Коран. 11:117.
104
Там же, 16:93.
Таким образом, ислам представил в своих исходных принципах Истинного – Единого в качестве наивысшего идеала для возможного подражания в следовании по пути Истины, соединяя эту возможность с сообществом путем идентификации сообщества и общины с Истиной, а последнюю – с умеренностью. Если принцип единобожия есть принцип социального единства (сообщества) и духовного единства (община), то их синтез с необходимостью привел к формированию образа и идеи срединной общины в качестве практического образа монотеистического социально-нравственного духа. Отсюда обращение Корана к мусульманам: «И так мы сделали вас общиной посредствующей, чтобы вы были свидетелями относительно людей» [105] . Тем самым, серединный характер общины определяется не временными и историческими критериями, а требованиями моральной умеренности. Отсюда и ее ригористический императив: «и пусть будет среди вас община, которая призывает к добру, приказывает одобренное и удерживает от неодобренного» [106] . Суть должного в историческом становлении общины отражена в айате, который называет ее «лучшей из общин, которая выведена перед людьми, приказывает одобрять и удерживает от неодобрения и верит в Бога» [107] . Эта оценка основана не на ее исключительности как таковой, а на превосходстве срединной общины как идеала. Другими словами, срединная община – это реализация идеала середины как универсальной добродетели, а потому срединная община есть община добра, и наоборот.
105
Там же, 2:143.
106
Коран. 3:104.
107
Там же, 3:110.