Исмаил
Шрифт:
Они обошли вокруг фонтана.
— Куда пойдем?
Это Сара спросила.
— Не знаю, можно погулять.
— Я здесь раньше не была.
— А я бывал, и часто. В детстве сбегал из школы и приходил сюда охотиться на воробьев. Мать узнала об этом. Однажды подошла и сзади за уши схватила, голова так вправо-влево и заходила. Говорит, сейчас уши тебе выдеру…
— Вай!
— Я хотя и опешил, но не дался, удрал. Мать не догнала меня. Она сидела и плакала. Мне ее стало жалко. Я вернулся и сказал: мама, если хочешь, побей меня, побей, но не плачь.
— И что дальше было?
— Ничего,
— Так кислого или сладкого?
— Ну понятно, что сладкого, очень даже сладкого!
Сара указала ему на пустую скамейку.
— Посидим? Куда мы идем?
— Ты устала, сядем.
Они сели. Иногда мимо них проходили гуляющие. По обеим сторонам дорожки тянулись стены невысоких самшитовых деревьев. Сверху бросали тень сплетающиеся в зеленые шатры ветви чинар сосен, кленов. Они сидели на таком расстоянии друг от друга, что между ними мог бы поместиться еще один человек. Молчали. Слышалось нежное журчание ручейка, текущего между стволов самшитов. Порой не верилось, что это наяву. Исмаилу казалось, что он видит сон или погрузился в одно из тех длинных мечтаний, которые порой тянулись часами, заставляя его забыть о времени. Тогда он поворачивал голову и украдкой смотрел на бледный профиль Сары, которая разглядывала что-то в зарослях и не обращала на него внимания, а может быть, делала вид, что не обращает внимания. Таким образом он смог хорошо ее рассмотреть. Он спросил:
— Почему ты побледнела?
— Холодно, я дрожу!
— И я тоже замерз, сил нет. Колени дрожат.
— У меня сердце в лед превратилось.
— Давай будем говорить. Станет теплее.
— О чем?
Чуть поодаль от самшитов цвели красные, желтые и белые розы, размером в ладонь. Парочка стрекоз с длинными телами и круглыми головами летали над розами, удаляясь, удаляясь еще дальше, потом приближаясь. Они гонялись друг за другом, скрывались за стеблями роз, показывались вновь, поднимались вверх, к кронам кленов, сосны и чинары, почти касались ветвей карагача — и опять опускались к розам.
Исмаил указал на них пальцем.
— Видишь их?
— Кого?
— Вот их, какой красивый полет!
Она увидела.
— Да, красавчики! И все вместе делают!
И опять они замолчали. Ветер перестал дуть, и воздух был влажным. Листья не шевелились, даже листья ив и тополей. Солнце жарко светило на розы, распространяющие сильный аромат. Они молчали, словно поссорились. Однако оба дрожали, внутренней, нутряной дрожью. Исмаил повесил голову, опустил ее на грудь, посмотрел на носки своих туфлей. Он тяжело дышал. Ему показалось вдруг, что он ошибается. Что все это происходит лишь в его воображении. А в реальности ничего нет. Нет Сары рядом с ним. Нет стрекоз. Все это лишь мечта, мираж. Он закрыл глаза. Глубоко вздохнул. И обоняния его достиг знакомый запах, запах, связанный с этими любящими и тревожными глазами.
Он произнес едва слышно: «Ты — кто?»
Она услышала.
— Я?!
Он узнал ее голос. Много и много раз он слышал его в своих мечтах. Он поднял голову. Сара смотрела на него.
— Ты мне? Ты у меня спросил?
— Нет,
Теперь Исмаил прислонился к спинке скамейки. Выпрямился. Поднял голову и посмотрел на узкие просветы неба среди ветвей деревьев. Там шла игра света и тени и порой качались листочки. Небо за ветвями было голубым и бесконечным. Ему показалось, что небо очень близко, рукой подать. И что, если он захочет, он легко взлетит в небо. В тот же миг он сказал:
— Нужно что-то сделать. Так нельзя!
— Что сделать?
— Я скажу, чтобы мать пришла посвататься к тебе. Устроим помолвку, и все будет правильно.
Сара покраснела. Поправила сумочку у себя на коленях и ничего не сказала.
— А? Разве так не лучше?
— Нет. Пока еще рано, я учиться должна.
— И хорошо, учись, какое отношение имеет помолвка к учебе?
— Не получится так. Я больше не смогу учиться.
— А сейчас можешь?
— Ой, почти нет. Но с помолвкой совсем не смогу.
— Ты понимаешь, я хочу, чтобы все было по закону. Пусть Сам Всевышний и все люди знают, что мы помолвлены.
Сара рассмеялась.
— Тогда подождем до конца экзаменов. Осталось немного. Начнутся через пару недель.
— Ну, если так, то можно подождать, конечно.
— Вы думаете… Мама ваша легко согласится?
— С чем согласится?
— Прийти свататься.
Исмаил вздрогнул.
— А почему ей не прийти? Ведь это по-божески, похлопотать за сына!
— Но некоторые матери хотят сами выбрать сыну невесту.
— Да, но для чего, ведь не матери же жить с невестой?!
— Ну, это старинный обычай.
— В нашем случае он неприменим. Я сам сделал выбор. Я знаю, что я ей нравлюсь. И я сам буду с ней жить вместе.
— С кем?
— С тобой, конечно. А ты что подумала? Прямо на днях мать придет.
— Нет, этого не надо. Пока рано еще.
— А мне кажется, уже поздно, мы должны были с самого начала все сделать по закону. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Сара ничего не сказала. Подняла правую руку и всмотрелась в какую-то ее точку. Исмаил тоже посмотрел и с тревогой спросил:
— Что случилось?
— Обожглась. Пару дней назад на кухне жарила картошку, брызнуло раскаленным маслом.
Пальцы ее были изящными и длинными, с гладкой светлой кожей. Крохотное темное пятнышко было видно на руке в месте ожога. На миг ему захотелось поцеловать его. Сара словно угадала его мысли и медленно убрала руку, отвернувшись. На ветке клена громко закаркала ворона. Остальные птицы замолчали. Наступила тишина. К ним направлялся какой-то мужчина. Сара посмотрела на него удивленно и растерянно — и побледнела.
— Что случилось?
— Мой отец!
— Где?
— Вон идет.
Исмаил посмотрел на мужчину. Он был высокий, в темно-синей рубашке и брюках, в шляпе с полями.
— Ты не ошибаешься, это твой отец?
— Конечно, он. Что он здесь делает, о Господи, я опозорена!
Исмаил медленно сказал:
— Посмотри на меня!
Она повернулась к нему. Она выглядела растерянной. Глаза полны смятения.
— Не бойся ничего, — сказал Исмаил. — Я беру все на себя.
— Но мой отец…