Испанская хроника Григория Грандэ
Шрифт:
Но Сыроежкнна рядом со мной не было.
— Что же мне сообщить генералу Вальтеру? — сдавленным голосом спросил я.
— О чем?
— Когда ваша дивизия перейдет в наступление?
— Это не так просто, как вам там кажется, пробормотал Мера.
— Против вас стоят всего два марокканских табора и один батальон иностранного легиона…
— Кто знает? Может быть, и больше, — небрежно бросил Мера.
— Тогда нужно немедленно организовать разведку для захвата пленных, — продолжил я.
— Пленные мавры не очень разговорчивы…
— А у вас уже были пленные
На этот вопрос я не получил ответа. Горечь все больше захлестывала меня. От волнения, усталости и, должно быть, от голода я испытывал легкое головокружение. Все это мешало мне спокойно вести разговор с этим скользким человеком. Выждав несколько минут, я продолжал;
— В соответствии с приказом командования фронта ваша дивизия должна была начать наступление еще три дня тому назад, — выпалил я.
— Откуда ты это взял?
— Мне известен приказ генерала Миахи.
— Кто ты такой, что явился сюда проверять, как мы выполняем приказы! — грозно прорычал Мера. Ты приехал командовать нами? Не туда приехал. Мы вольные анархисты и командовать собой никому не позволим!
Что было делать? Я был на грани отчаяния.
Он неожиданно поднялся из-за стола, за ним поднялись остальные, бросая на меня злобные взгляды. Сделав несколько шагов к двери, Мера так резко повернулся, что шедший за ним анархист едва не наткнулся на него. С яростью глядя на меня, он заговорил.
— Говоришь, боевая дивизия, боевой дух! Врешь! Все врешь! Я знаю, у вас говорят, что у анархистов нет побед на фронте. А знаешь ли ты, что без нас невозможна победа революции в Испании?
Его душила злоба. Затронутый вопрос был самым больным для анархистов.
— Победы будут! Будут победы! Вы еще в этом убедитесь! — кричал он. Мы не участвуем в правительстве, но дали согласие на создание регулярной армии. Я тоже за регулярную армию, хотя она и против моих анархистских убеждений и взглядов… Я, я был самым близким другом Дурутти! [21] — задыхаясь, выкрикнул он.
21
Буэнавентура Дурутти — один из лидеров Федерации анархистов Иберии, выступал за сотрудничество с коммунистами, понимая, что предлагаемая КПИ программа борьбы с фашизмом может привести к победе; был убит анархистами.
— Я знаю об этом. Мы уважаем Дурутти, — пытаясь его успокоить, вставил я.
— Знаешь? Ни черта ты не знаешь! — опять заорал он, — Мы воюем вместе с коммунистами, социалистами и другими партиями против Франко, несмотря на наши политические разногласия. Потом, потом, после победы, мы поговорим обо всем!..
Это было довольно откровенно и многозначительно сказано. Для этого многозначительного «потом» анархисты и берегли свои части и полученное оружие, чтобы в удобный момент, после побед над мятежниками, захватить власть в стране.
Мера продолжал зло смотреть на меня, тяжело переводя дух. Воспользовавшись этим, я попытался вернуть его к цели своего приезда.
— Опасность угрожает всему Мадридскому
Не знаю, подействовал ли на него мой тон или он уже успокоился и понял, что должен дать ответ, но, отвернувшись от меня, он бросил в сторону:
— Сегодня я еще ничего решить не могу. Сейчас поеду на передовую… Ты можешь остаться у нас до моего возвращения.
— Не могу ли я сопровождать вас?
— Нет!.. У меня нет места в машине…
— Я могу поехать на своей следом за вами.
— Вот и оставайся с ней здесь! Я сказал все!
При этом он вновь зло посмотрел на меня и быстро вышел. За ним — все остальные, бросая злобные взгляды на меня и досадливые на остывавшую баранину.
Я оглянулся. В нескольких шагах от меня стоял встретивший меня капитан. Он холодно улыбался и, показал на стол, церемонно сказал:
— Сеньор майор, может быть, мы с вами все же пообедаем? Уж это, наверно, ничего не изменит.
Молча сев за стол, я быстро поел и сказал, что хочу проведать своих людей, оставшихся в саду с машиной.
— Они уже пообедали. Я побеспокоился об этом.
— Большое вам спасибо, — искренне сказал я, готовый многое простить этому анархисту за небольшую заботу о моих измученных товарищах.
Мы вышли в сад. Было время сиесты [22] , свято соблюдаемой в этой бездеятельной дивизии. Всюду под деревьями спали сытые солдаты. Я написал записку и приказал Табе и Пиненту немедленно отвезти ее Грнше Грандэ и как можно быстрей вернуться обратно. Когда моя машина ушла, капитан спросил, не хотел я присутствовать на занятиях по тактике.
22
Сиеста — послеобеденный отдых в Испании.
— На какую тему занятия? — спросил я.
— О тактике Махно.
— Какого Махно? — не сразу сообразив, в чем дело, спросил я.
— Это же ваш известный анархист. У него была своя армия. Одно время он воевал в союзе с Красной Армией против русских генералов.
— А потом? — задал я ему вопрос.
— Что потом?
— Вы сказали, что одно время он воевал вместе Красной Армией. Вот я и спрашиваю, что было потом, после того, как этого союза не стало?
— Ну, потом… потом Махно воевал самостоятельно…
— Против кого?
Капитан замялся. Очевидно, он уже пожалел, что начат этот разговор. Выждав некоторое время, я сказал, что тактика Махно неприменима к современной войне.
— Нет, почему же, — не очень уверенно заметил капитан.
Решив покончить с этим разговором, я откровенно сказал что Махно вообще никогда не был революционером и известен лишь как главарь погромной банды грабителей и убийц.
— Вы повторяете то, что коммунисты говорят о всех вождях анархистской партии, — с нескрываемым раздражением ответил мой собеседник.