Испанские каникулы
Шрифт:
— Это было ошибкой, — сказала она, подняв голову. — Вчерашнее было минутной слабостью. Извини, Хью, но с этим покончено.
Воцарилось молчание. Хью выпустил ее плечи и отступил на несколько шагов; лицо его окаменело. Хлоя следила за ним с легким опасением.
— Минутная слабость, — в конце концов повторил Хью и повернулся. — Это означает, что тебе требуется прилагать усилия, чтобы оставаться с Филиппом.
— Я имела в виду вовсе не это, — оскорбленно отозвалась Хлоя. — Я люблю Филиппа.
— Может, и любишь, — сказал Хью и взглянул на нее. —
— Нет, значит, — возразила Хлоя. — Я счастлива с ним на протяжении вот уж тринадцати лет.
— Я видел вас вместе, — сказал Хью и недоверчиво покачал головой. — Вы не похожи на счастливую пару.
— Что ж, возможно, это потому, что в последнее время у нас была напряженная ситуация, — сказала уязвленная Хлоя. — Если тебе и вправду хочется знать — над Филиппом нависла угроза увольнения. Доволен? Теперь тебе все ясно? Мы последние три месяца не знаем, сохранит он работу или нет. И нам обоим плохо от этого. Но это еще не значит, что мы — несчастливая пара.
Хлоя оборвала свою речь и свирепо посмотрела на Хью; лицо ее горело.
— Извини, — неловко произнес Хью. — Я не знал, что дела обстоят так плохо…
— В том-то и дело, Хью, — перебила Хлоя. — Ты не знаешь, как у меня обстоят дела. Да и откуда тебе знать? Ведь прошло пятнадцать лет! Ты не знаешь меня, не знаешь мою семью. У тебя есть некое представление обо мне — и только. — Тут она увидела, какое у Хью сделалось лицо, и голос ее смягчился. — А я не знаю тебя. Я ничего не знаю о вашем с Амандой браке. Мне и в голову не придет судить, счастливы вы или нет. Это ваша семейная жизнь.
Ее слова повисли в засушливом воздухе, между рядами лимонных деревьев. Несколько мгновений оба молчали.
— Моя семейная жизнь, — повторил наконец Хью и как-то странно улыбнулся. — Ты хочешь знать о моей семейной жизни? О моем браке с Амандой?
— Нет, — сказала Хлоя. — Не хочу.
— Представь себе двух людей, которые за весь день обмениваются от силы несколькими словами, — продолжал Хью, не обратив внимания на ее возражение. — Представь себе отца, который не знает собственных детей. Который проводит в офисе куда больше времени, чем требуется на самом деле. — Хью резко выдохнул. — Наши отношения с Амандой… Это не семейная жизнь. Или, во всяком случае, я не часть семьи. Я — чековая книжка.
Он с силой потер лицо, потом поднял взгляд.
— Я не этого желал, Хлоя. Я никогда не хотел быть… черт, чужим человеком для собственных детей!
Хью шагнул к Хлое, пристально глядя ей в глаза.
— А когда я увидел, как Филипп общается с Сэмом, то подумал: ведь у меня была такая возможность! Я мог быть отцом этого парня…
— Нет! — с внезапно вспыхнувшей яростью перебила его Хлоя. — Прекрати немедленно! Филипп и есть отец Сэма — ясно? Филипп — его отец. Ты не знаешь, что было бы, если бы мы остались вместе. И ты не имеешь никаких прав предполагать, что… — Она не договорила и умолкла, пытаясь привести в порядок мысли. — Хью, мне очень жаль, что ты несчастлив с Амандой. Вправду жаль.
Хью посмотрел на нее.
— Иными словами, это означает: «Отвали и оставь меня в покое».
— Не совсем, — помолчав, сказала Хлоя. — Но… довольно близко.
Они снова помолчали. Хью сунул руки в карманы и сделал несколько шагов в сторону, уставившись на песчаную почву, как будто внезапно очень ею заинтересовался.
— Ты меня использовала, — произнес он наконец.
— Мы оба использовали друг друга, — возразила Хлоя.
— Это твоя месть, да? — спросил Хью, внезапно подняв голову. — Ты хотела наказать меня за то, что я сделал?
— Нет, — ответила Хлоя. — Я тебя не наказываю.
— Ты наверняка испытываешь что-то в этом духе. Ненавидишь меня.
— Нет, — автоматически возразила Хлоя.
Но в памяти ее вспыхнули воспоминания. Как она, двадцатилетняя, сидит на тетиной кухне за столом и машинально сует Сэму в рот ложечку с пюре. Лицо серое от усталости, искаженное страданием. Невыносимым осознанием того, что могло бы получиться. Что должно было бы получиться. Если бы он только не оказался таким трусом!.. В те черные дни Хлоя презирала его. Конечно, презирала. Она жаждала столкновения, мести, реабилитации. Она представляла себе картины страстных, почти ожесточенных взаимных упреков и бесконечными ночами вцеплялась в них, как в утешение.
Да, эти картины до сих пор жили в ее сознании — Хлоя не могла этого отрицать. Но за прошедшие годы они потускнели, словно старые, позабытые наброски: им теперь не хватало ни красок, ни импульса, ни энергии чувств, породившей их.
— Тогда, может, и ненавидела, — сказала она, подняв взгляд. — Но сейчас… — Она убрала волосы с влажного лба. — Хью, время ушло. Мы больше не студенты. У нас обоих семьи. У тебя две чудесные малышки…
— Которые меня почти не знают, — с горечью произнес Хью. — Которые меня не любят. Если я завтра уйду, мои дети этого даже не заметят.
Хлоя посмотрела на него. Гнев ее утих, сменившись внезапным состраданием к этому богатому, энергичному… и несчастному человеку, упустившему все то, что она ценила превыше всего.
— Ты должен заслужить любовь, Хью, — тихо проговорила она. — Заслужить. Потратив на это время и усилия…
— Я хочу заслужить твою любовь, — сказал Хью, не отрывая от нее взгляда, и Хлоя ощутила, как щеки ее вспыхивают.
— Нет. — Она резко качнула головой. — Не говори так. Я же сказала: то, что мы сделали, — это просто… ошибка.
Хью подошел к ближайшему дереву, задумчиво нахмурившись. Он сорвал с ветки зеленый лимон и несколько мгновений смотрел на него. Потом произнес, спокойно и твердо:
— Я тебе не верю. Ты осторожничаешь.
— Вовсе нет! — возмутилась Хлоя. — Я люблю Филиппа. Я хочу остаться с ним…
— У нас всего одна жизнь, Хлоя. — Хью поднял голову, и при виде его напряженного лица у Хлои ноги сделались ватными. — И очень редко появляется шанс изменить ее.
— Это не шанс.
— Еще какой шанс!