Испанский дневник (Том 2)
Шрифт:
– Помнишь Бильбао, Долорес?
– Бильбао!
– Ее губы кривятся болью.
– О да, я помню Бильбао. Не будем сейчас говорить об этом, Мигель. Я пишу доклад на завтра.
10 июня
Пленум опять собрался в здании консерватории. Основной вопрос - о единой партии пролетариата.
Об этом в последние недели особенно много говорят и спорят. В рабочем классе огромная тяга к единству. Окопы сроднили и сдружили коммунистов с социалистами. В рабочей, в боевой среде почти стерлись грани между обеими партиями. В руководящих кругах тоже есть большое стремление объединиться, хотя здесь гораздо больше настороженности и недоверия.
Дель Вайо даже явился на пленум ЦК КПИ. Его встречают овациями. При всей своей мягкости и доброте он принципиальный и твердый человек в политических Вопросах. Он мужественно отошел от Ларго Кабальеро, хоть ему было трудно высвободиться из-под влияния "старика", перешагнуть через многолетнюю дружбу. Дель Вайо не вошел в новое правительство, он остался только генеральным комиссаром армии. Он рассказал мне, что Ларго Кабальеро издевается над ним: "Бедный Вайо, его ничем не вознаградили за то, что он меня оставил!.." Кабальеро вернулся в свой кабинет секретаря Всеобщего союза трудящихся. Оттуда он интригует против нового правительства, распускает панические слухи, сочиняет и рассылает кляузные меморандумы и докладные записки. С генералом Асенсио, который привлечен к суду за саботаж и измену, у него постоянный деловой контакт.
Долорес делает большой доклад.
Она начинает с разбора международной обстановки и положения на фронте. Создана регулярная армия. "Кто мог думать в начале войны, что мы будем иметь под ружьем более полумиллиона человек? И эта цифра постоянно растет".
Она говорит о росте партии:
– Мы можем с гордостью заявить, что в наших рядах сейчас уже есть 301 500 человек, находящихся на территории республиканского правительства, не считая 64 тысяч членов Объединенной социалистической партии в Каталонии и 22 тысяч в Бискайе.
Дальше о двух методах руководства пролетарской политикой - о методе Второго Интернационала, который раздробляет и распыляет пролетарские силы, и о методе Коминтерна, выдвинувшего идею Народного фронта и политического и профсоюзного объединения пролетариата.
Дальше о борьбе Компартии Испании за единство. О врагах единства. О троцкистах, о троцкистском мятеже в Каталонии, который имел своей целью взорвать пролетарское единство{32}. О друзьях единства: "Есть социалисты, которые, честно работая в левом движении, сумели высоко поднять знамя единства, покинутое другими! Среди этих поборников единства видное место занимает Альварес дель Вайо. Он неутомимо борется за союз социалистической партии с коммунистической. Он ставит выше всего интересы пролетариата и революции, вполне справедливо заявляя, что единство - это высший закон переживаемого момента".
Долорес подробно излагает условия, на которых коммунисты согласны создать единую партию и влиться в нее.
Демократический централизм. Пролетарская демократия и дисциплина. Самокритика. Идеологическое единство на основе учения марксизма-ленинизма.
– Солидарность страны
Доклад Долорес, живой, убедительный, доказательный, всех очень приподнял и настроил. На пленуме создалось радостное, праздничное настроение - как будто единая партия уже создана и существует. Но трудностей еще очень много. Не только фракция Ларго Кабальеро враждебна по отношению к коммунистам. Среди социалистических лидеров, даже очень дружественно держащих себя с коммунистами, есть предвзятое и опасливое отношение к идее единой партии. Они пока не высказываются, но, когда вопрос будет поставлен на практические рельсы, они покажут свои когти.
20 июня
Хосе Диас не присутствует на пленуме. Ему опять стало хуже{33}, он временно не участвует в оперативной работе.
Я был у него сегодня. Он не хочет жить за городом, где меньше шума и легче дышать; он остался здесь, в нескольких кварталах от Центрального Комитета. Я поднялся в верхний этаж, позвонил. В прихожей дежурила охрана два комсомольца с винтовками, они играли в шахматы.
Прошел несколько пустых комнат чьей-то, видимо оставленной владельцами, безвкусно убранной квартиры, с портретами дедушек и бабушек. В последней комнате, на огромной кровати, прикрытый легким одеялом, лежал Хосе. Он был один.
– Ты все-таки вернулся сюда! Не соврал, значит.
– Видишь, вернулся.
– Отдохнул?
– Не очень.
– И Первого мая ты был в Москве?
– Был.
– Хороший парад?
– Очень хороший.
Мы смотрели друг на друга и улыбались. Иногда хочется только улыбаться, ничего больше. Смотреть и улыбаться. Очень радостно было видеть опять, пусть на подушках, это хорошее лицо, простое лицо испанца и рабочего, молодое, исчерченное морщинками, очень трудовое и очень мыслящее лицо. Сейчас, побеждая болезнь, это лицо светилось улыбкой. Он улыбался потому, что я приехал из Москвы.
– У меня есть срочное поручение.
– Говори.
– Боюсь, что поврежу тебе что-нибудь внутри. Мне сказано - обнять и поцеловать тебя, как только смогу крепко.
– Действуй на всю мощность.
– Он присел на постели и сбросил одеяло. Ты видел там всех? Всех друзей наших?{34}
– Всех.
– И его видел?
– Кого?
– Ясно, кого.
– Да.
– Ты его видел? Говорил? Долго?
– Почти полтора часа.
– Почти полтора часа! Богато! И сколько из них об Испании?
– Все об Испании. Почти час он расспрашивал.
– О чем?
– Обо всем. О народе Испании, о его руководителях, об армии, о партии. В Москве восхищены вашим народом, его стойкостью, упорством, выдержкой, волей к продолжению борьбы с интервентами. Спрашивали меня и о тебе. Мне сказали, что для тебя главный фронт сейчас - это твое здоровье.
– Есть еще и другие фронты...
– Нет, главный - этот. Только победив на этом фронте, ты сможешь драться на других.
Теперь Диас не смотрел больше на меня. По-прежнему улыбаясь, он глядел далеко в пространство, и было понятно, куда он глядит.