Испанский гамбит
Шрифт:
Сильвия отпила глоток blanco, зажгла сигарету. Наискосок от нее подле дома росла старая красавица пальма. Склоненный чешуйчатый ствол вздымал в вышину веерный свод зеленых перьев. За последние дни Сильвия полюбила это дерево и теперь смотрела на него как на старого друга.
Другие слухи были еще более тревожными. Утверждали, что большое наступление отменили, несмотря на то что английские диверсанты взорвали мост глубоко в тылу врага. О судьбе англичан не знали. Некоторые думали, что они убиты. Другие считали, что англичан захватили
В Барселоне все неузнаваемо изменилось, это был просто совершенно новый город. Каждого третьего подозревали в сотрудничестве с русскими секретными службами. Люди боялись откровенных разговоров. Большинство молчали, глядя перед собой потухшими глазами. Теперь не осталось и следа алых ночей, звонкого пения, плещущихся знамен, торжественных парадов и огненных фейерверков. Давно были сорваны лозунги. Штурмовики с автоматами стояли на улицах группами по трое или четверо.
Сильвия вздрогнула, словно от озноба, хоть день был теплый. Взглянула на пальму, перевела взгляд дальше, на неяркую кромку моря, синевшего в конце Рамблас, за памятником Колумбу.
– Se~nora?
– Слушаю.
– Ваш заказ, se~nora?
– Благодарю, больше ничего.
Пожилой официант подобострастно поклонился, с той же профессиональной, льстивой униженностью, что и любой слуга, будь он хоть дворецким английского герцога, и пошел прочь.
Она закурила другую сигарету.
Ощутила в себе легкость мыльного пузыря. Ни одно событие в этом городе больше не могло задеть ее. Магическим образом она была отделена от всего происходящего, кто-то опекал ее. Но – она чувствовала это всем нутром – и не сводил с нее неотступных глаз.
Они уже знали. Кому-то все стало известно, и ее выделили из толпы. Она все время ощущала, что находится под наблюдением. Стала очень осторожна и расчетлива в движениях, старалась наперед продумать, что должна сделать. И когда наступало время, четко выполняла обдуманные действия.
Внезапно слезы подступили к глазам. Прежде она никогда не плакала, но сейчас, из-за всех этих обстоятельств, она становится настоящей плаксой.
Будь они все прокляты. Будь они прокляты за то, что довели ее до слез.
Одна слезинка выкатилась из уголка глаза, проползла по щеке и упала на мраморную поверхность, где и осталась, одинокая и такая блестящая в ярком солнечном свете.
«Пожалуй, лучше мне уйти отсюда», – подумала она.
– Смотреть не могу, как ты плачешь, – рядом с ней за столик присел Флорри. – Но как отлично ты выглядишь!
– Ох, Роберт! – воскликнула она и обхватила руками его шею.
Они неторопливо брели по мощеным узким улочкам Готического квартала, двигаясь по направлению к собору.
– Мне
– Он действительно погиб?
– Выстрелом из маузера ему разнесло полголовы.
– Он тяжело умирал?
– Нет. Джулиан умер, как и жил: драматично, ярко и прекрасно.
– Не думала я, что Джулиан может погибнуть.
– Для этого не понадобилось ничего особенного, всего лишь пуля. Обыкновенная глупая пуля. Я рад, что мы все-таки взорвали тот мост. Джулиан был бы счастлив.
Он достал из кармана кольцо.
– Все, что осталось от Джулиана Рейнса. Жаль.
– Роберт, ты выглядишь совершенно кошмарно.
– Мне ужасно досадно из-за Джулиана, Сильвия. Я знаю, как много он значил для тебя. Да и для меня тоже. Он был…
– Кем он был, Роберт?
– Он был не совсем таким, каким казался.
– Так можно сказать про всякого. Послушай, дай мне твое ужасное пальто.
Флорри сунул кольцо в карман, стащил с плеч плащ и протянул его Сильвии. Действительно, она права: в пыльном, измятом плаще он выглядел так, будто побывал в рукопашной схватке. Хоть синий костюм под плащом выглядел тоже не лучшим образом, но идти в нем все-таки было приличнее. Появившаяся на лице Флорри светлая щетина отросла достаточно, чтобы не бросаться в глаза неопрятной небритостью. Вообще, он выглядел до странности буржуазно.
– После того взрыва мы трое суток скакали через горы и огромный лес. Целый отряд мавританской кавалерии преследовал нас по пятам. Нас бомбили и дважды пытались расстрелять с бреющего полета. Группа рассредоточилась. Под конец остались только мы со старухой. Две ночи назад мы перебрались через линию фронта, нас задержал военный полицейский патруль, но потом отпустил. Прошлой ночью нас подбросили на телеге до Барселоны и тут опять задержали. Меня отпустили из-за моего британского паспорта, а ее – нет.
– Да. Понимаю. Таким, как она, не доверяют. ПОУМ теперь почти вне закона. Если твое имя занесено в списки, этого достаточно, чтоб тебя арестовали.
– Отсюда пора выбираться.
– Да. Думаю, нам здесь больше нечего делать.
В то время как они неторопливо шли и разговаривали, за ними терпеливо наблюдал Ленни Минк. Сидя в черном «форде», он медленно ехал за молодыми людьми, стараясь держаться приблизительно в двухстах метрах от них.
Флорри с девушкой поднялись в номер, который Сильвия занимала в отеле.
– Я уже все собрала, – сказала она и положила плащ Флорри в чемодан.
Она точно знала, что надо делать; она уже столько раз мысленно уезжала отсюда.
– Тебе неплохо было бы принять ванну и почиститься, – продолжала Сильвия. – Самое безопасное – выглядеть как можно буржуазнее; таких они не трогают. Они видят врагов в рабочих, в радикально настроенных людях. Если ты будешь похож на зажиточного английского туриста, тогда все обойдется.
– Боже, до чего же сильно тут все изменилось.