Испанский рассвет
Шрифт:
– О боже. – Бакстер уже знал, что она сейчас скажет. Боль, которую должна была пережить Мия в тот момент, он ощутил, как собственную. Он едва удержался, чтобы не побежать в кабинет к директору. Больше всего в эту секунду ему хотелось прижать дочь к груди.
– Обычное задание. Мне и в голову не пришло, что оно может причинить боль Мии. Я не сложила два плюс два, даже когда вы рассказали про ее кошмары. Мы рисуем дерево и на ветках размещаем членов семьи. Потом я объясняю им, что такое генеалогия. И ничего не случилось бы, если бы один ребенок не сказал ей этих слов… Слов, которые,
Бакстер спрятал руки в карманы джинсов.
Мисс Мекка продолжила:
– Я сообразила, что к чему, только сегодня, после драки с этим же ребенком. Я пыталась поговорить с Мией, но она не горит желанием делиться. Похоже, в тот день они продолжили обсуждать семейное древо на перемене, и этот ребенок сказал что-то про обстоятельства… – Она смолкла.
– Какие обстоятельства?
– Обстоятельства смерти ее мамы.
В горле у Бакстера все сжалось почти до состояния удушья. С его слов Мия знала, что маму сбила машина.
– Ей все известно, мистер Шоу. Этот ребенок и сегодня что-то сказал Мии, после чего она взорвалась.
Каждая мышца его тела напряглась. Нужно было сразу рассказать Мии. Об этом уже через год после трагедии просила работающая с Мией психолог. Зачем он так долго скрывал правду? Он откладывал разговор, сам не понимая, чего ждет. Хотел подарить дочери еще несколько дней или недель жизни, в которой никто никого не убивал?
– Черт, – сделав усилие, Бакстер перевел дыхание. Почему Мия все это время молчала?.. Он изучающе разглядывал шнурки своих бежевых ботинок, словно надеялся найти в них ответ или знак, как быть дальше. Все же было хорошо. Они почти перестали вспоминать Софию, по крайней мере, после переезда из Чарлстона в Гринвилл, где ничто не напоминало Мии о матери.
– Я понимаю, что ситуация очень непростая, – сказала мисс Мекка. – И мне искренне ж…
– Вы ни в чем не виноваты. – Бакстер жестом прервал ее извинения, понимая, что вся ответственность за произошедшее лежит на нем. – Единственное, чего я не могу понять, почему дочка молчала все это время.
Убедившись, что к ней претензий нет, мисс Мекка вздохнула с облегчением.
– Она сказала, что в последнее время на вас много всего навалилось и без нее.
– Мия… Такое впечатление, что она меня воспитывает, а не я ее. Нет, у детей должно быть детство.
Мисс Мекка кивнула в знак согласия.
– Что скажешь? Поступок взрослого человека, достойный уважения… Хотя, уверена, все не так однозначно. Не каждый взрослый в силах справиться с такими переживаниями, а тут ребенок. Возможно, она пытается вычеркнуть из памяти это событие своей жизни.
Последние три года Бакстер тоже только этим и занимался.
– Я могу узнать имя ребенка, который ей все рассказал? – Бакстер тут же испытал угрызения совести из-за того, что поставил мисс Мекку в неловкое положение. – Я пойму, если вы не захотите называть его имя.
– Я уверена, что он сказал это без злого умысла, – произнесла она, тщательно подбирая слова.
Бакстер приготовился встать.
– Похоже, дальше разговор с дочкой откладывать уже нельзя.
Мисс Мекка поднялась вместе с ним.
– Не корите себя, мистер
– Даже не сомневаюсь. Прошу, не переживайте вы так из-за этого злосчастного задания с семейным древом. Я не устаю повторять, что Мии с вами очень повезло.
– Спасибо! Всегда рада помочь.
– Мы справимся. Все будет хорошо! – Бакстер помахал ей напоследок.
Последние три слова слетели с его губ и тут же повисли в воздухе незримой тяжестью.
Директриса, которая была старше мисс Мекки лет на десять, оторвала взгляд от ноутбука и обратилась к Мии умильным голосом:
– А вот и папа.
Бакстер улыбнулся и посмотрел на дочь. Она сидела на розовом диване у противоположной стены. Зарывшись с головой в альбом, дочка наверняка рисовала очередного единорога. В последнее время она была ими буквально одержима.
– Привет, солнышко, – голос, однако, прозвучал не так легко и беззаботно, как хотелось бы Бакстеру.
Мия подняла голову, и на ее лице отразилось облегчение и даже счастье оттого, что он пришел. На мгновение на ее щеках появились милые ямочки, которые она унаследовала от него. Но выражение лица, на котором еще сильнее проступили темные круги под глазами из-за недостатка сна, быстро сменилось нерешительностью, словно она вдруг вспомнила о своем проступке.
– Привет, пап.
Ее длинные волосы превратились в копну мелких завитков – постаралась дождливая погода. В своем пестром наряде Мия напоминала ходячую радугу. С четырех лет в вопросе, что надеть, она полагалась исключительно на собственный вкус, руководствуясь одним-единственным принципом – чем цветастее, тем лучше. Привычку эту она не утратила даже после смерти Софии. Сегодня на ней были фиолетовая ветровка, желтые кеды, застегнутая под горло розовая рубашка, оранжевый ремень и белые джинсы.
Бакстер подошел и нежно потрепал дочь по голове.
– Домой? – Он угадал: дочка рисовала единорога.
– Меня накажут? – спросила Мия.
Бакстер бросил взгляд на директрису, затем посмотрел на Мию. Опустившись на колено, он заглянул в карие глаза ребенка, которые достались ей от мамы.
– Нет, милая, не накажут. Я возьму выходной, и мы проведем день вместе.
– Выходной?! – каждый звук был пронизан недоверием.
Только что Мия задела одно из самых больных мест в их отношениях. Ее попытки давить на чувство вины всегда били в цель. Когда-нибудь она поймет: взрослым приходится работать, без этого никак. А когда ты воспитываешь ребенка в одиночку, приходится работать за двоих.
– Давай скажем так – сегодня я постараюсь работать как можно меньше. Договорились?
Она кивнула, закрыла альбом и спрыгнула с дивана.
Бакстер поблагодарил директрису за то, что она присмотрела за Мией, взял дочь за руку и прошел с ней в приемную, где на стойке оставил пропуск. У выхода он помог Мии застегнуть фиолетовую ветровку и взял свой зонт, оставленный ранее у дверей. Под хлесткими струями дождя они побежали к машине. Бакстер посадил Мию на заднее сиденье блестящего четырехдверного «Шевроле Сильверадо» черного цвета, помог ей пристегнуть ремень и сел на водительское место.