Испанский сон

Аксельруд Феликс Павлович

Она сняла с себя часть одежд и присела на койку.

— Ну, — подбодрил он.

— Я только хотела тебе сказать…

— Что еще? — злобно процедил он сквозь зубы. — Опять что-то придумала?

— Нет… ничего такого… просто я…

— Ну?..

— Дело в том, что я девочка, — выпалила она.

Он изумленно уставился на нее.

— Ты понял, что я сказала?

Он слегка заулыбался.

— Понимаешь, у меня с этим проблемы. Тебе может не понравиться… Давай лучше в попку, а?

Он подозрительно прищурился.

— Трипперок небось… или еще чего?

— Да нет же, — досадливо мотанула она головой, — если бы это, разве бы я… Говорю тебе, просто девочка.

Он разулыбался до ушей. И захохотал.

—

Ты… ой, держите меня! Ты — девочка!..

— Представь себе, — сказала она тихо.

— О-хо-хо-хо… Знаем мы таких девочек…

— А если правда? — спросила она.

Он перестал хохотать, пододвинулся, наклонился, положил руку ей на плечо, приблизил к ее лицу свою продувную, шкодливую рожу и, осклабившись, окутав ее облаком перегара, издевательски переспросил:

— Да? Правда? А даже если так… чего тебе дороже — целка или папаня?

Она опустила голову.

— Хорошо… Твое право, я не отказываюсь… Просто, говорю, тебе может не понравиться… Может, все-таки в попку, а?

Он презрительно фыркнул.

— Чтобы ты меня своим говном извозюкала?

— Понимаешь, я могу помешать тебе… непроизвольно… Я как тебе лучше хочу…

— Ха, — сказал он гордо, — и не таких объезжали.

Она предусмотрела такой вариант, что Этот может не поверить ей или не захотеть, как она предлагает. Специально для этого она составила маленький частный план — как отдаться ему, чтоб повернее. Когда его змей начнет терзать Царевну, она должна потерять сознание. Она знала, что так могут йоги, например. Правда, она не была йогом и так уж запросто она бы этого не смогла, но она знала, что даже самые обычные люди в критических обстоятельствах проявляют настоящие чудеса, делаются теми же йогами ненадолго; значит, обстоятельства должны быть критическими, тогда удастся и ей. Она очень надеялась, что дикое, парадоксальное сочетание двух близостей — Цели и змея Этого — будет обстоятельством достаточно необычным, чтобы ее сознание подчинилось само себе и на какое-то время исчезло из реальности. В тот же момент тело ее рефлекторно расслабится; змей беспрепятственно войдет, и искалечит Царевну, и изгадит ее — ты же выдержишь, милая? ты же понимаешь, для чего это… прости… прости! — но условие будет выполнено: она согласилась отдаться Этому — и отдалась… он взял ее? взял… а требовать, чтобы она при этом не вырубилась — это уже слишком. Предупреждала же, в конце концов.

Возможен был и еще один, более благоприятный вариант. Когда она потеряет сознание, Этот может испугаться, а то и пожалеть ее; может просто не захотеть трахать бессознательное тело; в общем, он на время может забыть о змее и постараться привести ее в чувство. Если так — а она сразу поймет, что случилось, ведь Царевна не будет болеть! — то можно разойтись вообще по-хорошему. Она тихонько скажет ему: «Видишь… я тебе говорила… ну не могу, извини…» — а он в ответ, конечно, обматерит ее и пригрозит не выполнить договоренное, а она тогда скажет совсем уж тихо, покорно, с робкой надеждой: «Ну, может, все-таки в зад? Я же не виновата… хочу, чтобы ты был доволен… чтоб кончил…» — и, если этот номер пройдет, будет считаться, что он овладел ею; план будет выполнен, Цель будет достигнута, и все будет хорошо-хорошо.

И сейчас, раздеваясь, она очень надеялась, что хотя бы один из ее вариантов сработает. Он не дождался конца ее раздевания. Спустил свои брюки, расстегнул кальсоны, белые, как у больных… ближе подступил… грубо стащил с нее колготки вместе с трусами… Она развела ноги в стороны и закрыла глаза. Он навалился на нее, смрадно дохнул, и один только запах, еще до всякого действия, моментально перенес ее под забор.

— Пожалуйста, — жалобно попросила она, — дыши в сторону, а? Пожалуйста!

Он согласился; он уже не мог выговаривать слов — просто кивнул головой, и действительно отворотил перекошенную похотью

рожу, стал дышать в сторону. И дышал все громче, все тяжелее и тяжелее, в то время как его змей все настойчивее пытался пробиться туда, где было закрыто, а она все усерднее пыталась лишиться чувств. Увы, ни то, ни другое не получилось. Она не препятствовала змею, честно! не сжимала ноги, не напрягала никаких мышц… она не делала ничего… вообще ничего… пока в какой-то момент не почувствовала, как змей начинает маяться, отползать потихоньку, уступать место Царю Этого — бездарному, глупому, но все же Царю… Видно, подсознательно она все же делала что-то такое, что не понравилось лукавому… может, испускала какие-нибудь таинственные лучи… что-то такое делала Царевна — что-то очень хитрое, раз уж она сама не поняла, что же все-таки это было… ну, а Этот тем более не понял.

Для него это было просто позорное и непонятное событие, случившееся с ним — у нее не было оснований не верить ему — впервые в жизни, а поэтому еще более позорное и непонятное. Собственно, он не имел оснований ее упрекать — сознавая это против своего желания, он должен был злиться еще больше, мог запросто избить ее и во всяком случае отказаться от дела, о котором договорились. Она собрала все свои душевные силы, чтобы попытаться сохранить с ним контакт.

Она погладила его Царя, мимоходом отметив про себя, что Он выглядит симпатичнее, чем Его обладатель… Этот дернулся, скривился, отвел ее руку в сторону.

— Не трогай.

— Глупенький, — сказала она со всей возможной нежностью. — Ты же медик, должен понимать… Неужели ты думаешь, что есть хоть один мужик, с которым никогда такого не приключалось?

— Со мной — нет.

Она не знала, что сказать. Скажет: «Ничего страшного… все будет нормально» — он поймет это как обещание пытаться снова… в другой раз… и снова будет конфуз… в конце концов, они поругаются, и Отец останется здесь, и ей все придется начинать заново, и вдобавок будет человек, знающий ее план. Скажет: «Давай по-другому попробуем», как в одном из ее просчитанных вариантов — а он не захочет, змея-то нет… и опять все та же напряженность… неопределенность… Нужно не говорить, догадалась она. Сейчас он растерян; нужно взять инициативу в свои руки… приручить его… вызвать змея… как это легко и знакомо!

Она снова потянулась к Царю.

— Сказал, не трогай, — буркнул он угрожающе.

— Но я хочу…

Слов не было. Слова означали проигрыш. Этот смотрел на нее со страхом и отвращением, как на змею. Как же быть? Ведь она упускает время, инициативу.

Она решилась идти на прорыв.

— …пососать. Я минетчица. Потому и целка…

Он, казалось, только этого и ждал. Провалился ее прорыв — она лишь дала ему моральную опору. Знала же, что слова — проигрыш… Дура. Невыдержанная дура.

— Минетчица?.. — рявкнул он. — Сука! Чего сразу не сказала, твою мать?

— Постыдилась… да и ты условие поставил…

— Постыдилась! Сука!

Он вскочил на ноги, натянул штаны с кальсонами. Размахнулся и ударил ее по лицу. Она упала на кровать лицом вниз и почувствовала, как кровь вытекает из ее носа и как ткань наволочки втягивает ее своими мягкими волокнами… засасывает ее кровь… жадно сосет, сосет…

Этот бушевал.

— Дрянь… хуесоска… Ишь чего захотела… Чтоб я пососать тебе дал, захотела? А не подавилась бы?

Он схватил ее за волосы, поднял, посмотрел ей в глаза.

— В рот захотела? А может, откусить захотела?

Он опять врезал ей по лицу, и сразу еще раз, продолжая держать за волосы. Не нужно защищаться, мелькнуло в голове; теперь ясно, что он просто псих… все здесь становятся психами… лишь бы не повредил что-нибудь серьезное, глаз например… Скоро его истерика пройдет. Может быть, это еще можно поправить… Она заплакала — вполне искренне, просто потому, что было больно. И противно, и глупо, и обидно.