Испекли мы каравай (сборник)
Шрифт:
Татьяна колебалась — звонить Павлику или нет. Решила не звонить — если есть возможность не впутывать сына, значит, и не надо его беспокоить. Андрея в Москве нет.
К кому еще можно обратиться за помощью? Перебрала мысленно знакомых — либо неудобно, либо бесполезно. Позвонить Крылову? Представила мысленно их диалог: «Владимир Владимирович, спасите!» — «А чья это группировка? Под чьей крышей?» — «Я не знаю». — «Голубушка, я не могу отрывать головы кому попало. У меня свои завязки. А донкихотствовать без особой надобности — глупо. Вы мне можете обещать стимул?» Стимул она обещать не могла. И звонить не будет.
Таня слышала, как Олег о чем-то
Ночью решили дежурить. По три часа.
— Лучше парами, — заявила Лена.
«Кому лучше?» — едва не вырвалось у Тани. Она прикусила язык: не время морализаторством заниматься.
— Мы с Леной займемся бутылками со смесью, — сказал Сергей.
— Тогда я дежурю с Олегом? — Дылда покорно кивнула.
Из всех мужчин она сразу выделила долговязого Олега, а физиономию скривила, будто ей навязали этого полковника ФСБ. Интриганка!
Мужчины отлаживали сирену и прожектор, которые с памятного дня не работали. Несколько раз гас свет, сирена истошно всхлипывала. На тревожные звуки пришел Федор Федорович. С берданкой. У него тут же ее одолжили в пользование. Ничего, что солью заряжена, — пригодится.
Ексель-Моксель, увидав Бориса, расчувствовался — обнял, всплакнул. Руки у него еще болели — тонкая розовая кожа «саднит, проклятая, не заснуть». Борис попросил трактор: завтра нужно снег сгрести, а на ночь поставить трактор поперек дороги, проезд загородить. Узнав, по какой причине хлопоты, Федор Федорович сказал:
— Трактор берите. Только ты, Боренька, сам его пригони, рычаги у него, ексель-моксель, тугие, мне несподручно. А я утром к вам приду. С топором. И не отговаривай меня, Таня. Сказал — приду! Чтоб всякая шваль, ексель-моксель, нам тут еще свои законы бандитские устанавливала!
Первыми дежурили Лена и Сергей, затем Олег и Ольга, последними — Татьяна и Борис. Сдавая смену, Ольга шепнула:
— Ой, если бы ты знала, чем мы с Олежкой занимались!
Уже Олежка, отметила Таня. Она отчаянно не выспалась и вяло спросила:
— И чем вы занимались?
— Делали бактериологическое оружие!
— Что? — опешила Таня.
— Ни за что не догадаешься. Я придумала. В пакеты для мусора складывали куски навоза. Отбивали от той кучи, что у тебя на удобрение после коровы осталось. Здорово? В дом занесли, видишь — в углу. Пусть оттаивает. Не удивляйтесь, если благоухание пойдет. Хотя, подозреваю, — Ольга закатила глаза, — вам будет не до пикантных запахов.
Она ошибалась. Их дежурство никак не походило на романтическое воркование двух возлюбленных. Сварили крепкий кофе, говорили о чеченской войне и бандитизме. Татьяна спросила Бориса, почему он так строг с Сергеем, о какой тюрьме вел речь. Борис объяснил.
Они вместе служили в армии. И был командир, вернее, замполит, Дед, который их опекал. Несколько месяцев назад Дед привез своего внука, мальчишку-лейтенанта, только после училища, в часть Сергея. Отдал под его опеку, на все связи нажал — раз тебе неймется в Чечню попасть, то к Сергею Рудневу, этот не подведет. Они ехали на бронемашине, Сергей впереди, сзади Дедов внук. У Сергея упала зажигалка, он наклонился ее поднять с пола. Снайпер попал мальчишке точно в лоб. Если бы Сергей не наклонился, то убило бы его. А он сразу не понял, в чем дело. Спрашивает парня — тот молчит. Оглянулся —
Сергей давно на войне. И с психикой у него, конечно, не в порядке. Был в юности наивный честный парень, романтик. Его Сережей Тюлениным звали — вроде комсомольца-молодогвардейца. Стал — комок нервов. Вспыхивает как спичка, агрессии и злости в нем под завязку. Словом, он того снайпера поймал и расстрелял. В решето, полную обойму израсходовал. В пацана. Снайперу тринадцать лет было.
Военная прокуратура возбудила дело. Слушаться будет в Москве. По мнению Бориса, лучше бы Сергею избрали мерой пресечения заключение — чеченцы за его голову награду назначили, охотятся. Да и трибунал неизвестно что решит — ни награды, ни заслуги не помогут, если какие-нибудь переговоры-обмены наши с чеченцами затеют. Общественных защитников на военный суд не допускают. Да и что общественность? В одной газете промелькнул материал о кровожадном полковнике, зверски убившем мальчика, и праведном гневе соплеменников. Фамилии не назвали, но это Сережин случай.
— У него есть дети? — спросила Таня.
— Две девочки.
— А им не угрожают?
— Жену и детей Сережины однополчане увезли куда-то в соседнюю область, спрятали.
— Ужасно! Ужасно и страшно. Все устали от абсурда — долгая война на территории собственной страны. Я поворачиваюсь спиной к телевизору, когда заходит речь о Чечне. Не хочется думать о ней. Как о пьяном дебошире, который живет по соседству. Уж если милиция на него не может управу найти, то мне и подавно дела нет. Но дебошир однажды придет к тебе в квартиру и…
— Бомбу подложит, в переходе взрыв организует, захватит больницу и беременных женщин в окна щитом поставит…
— А этот кошмар в Америке с самолетами, врезавшимися в небоскребы! Да что там Америка. У меня в голове не укладывается: молодые ребята приезжают сюда, держатся нагло, требуют деньги. Мы вооружаемся, дежурим, строим оборону. Почему? Я понимаю, что это глупо звучит — почему? Ужасно не хочется жить в страхе. Унизительно.
— История борьбы с терроризмом гораздо короче, чем история борьбы с организованной преступностью. С террористами неплохо справлялась царская охранка. Ее опыт, по-моему, сейчас незаслуженно игнорируется. А бандитизм, нахальный, вопиющий, многие страны успешно подавили. Если тебе интересно, я расскажу…
За фортификационные работы принялись затемно. Ограда Таниного дома по фронтону — кирпичные столбы двух с половиной метров в высоту, между ними ажурная металлическая решетка. Борис сгребал трактором снег, остальные подбрасывали его к ограде. Через час на месте забора вырос огромный сугроб. Теперь подобраться к дому можно было только по узкой тропинке к калитке. Обходить с флангов (все употребляли военные термины), то себе дороже — снегу в лесу по пояс. Площадку дороги перед домом шириной семь метров (от сугроба до сугроба) и длиной пятнадцать метров тщательно утрамбовали. Протянули шланг и пустили воду из бассейна. Пока вода замерзала (хорошо, морозец ударил), быстро позавтракали. Искусственный каток припорошили снегом — не заметно. На сугробы у ограды с внутренней от дома стороны положили доски ступеньками и вкопали на вершине половинки железных бочек, разрезанных вдоль. Это были заготовки для каскадного ручейка, задуманного Татьяной и не осуществленного из-за отсутствия камней нужной формы для маскировки половинок. Теперь они стали отличными щитами, за которыми могли прятаться осажденные. Всего амбразур построили четыре.