Испепеляющий ад
Шрифт:
В десятке саженей от платформы дрезина замирает.
— Они где вчера стояли? — новый попутчик грудью напирает на одного из парней. — Они вчера у моста стояли. Ты! Специально об этом мне не сказал!
Саженей триста дальше — фермы моста. За ними, у самого горизонта, какие-то строения. Наверно, станция Пологи.
Ничего не сказав, Шорохов спрыгивает с дрезины, идет в сторону моста. Примороженный снег хрустит под ногами. Вспоминает, что забыл прихватить кошелку. Но — скорее бы под сень тех далеких строений.
— Погоди ты! Погоди! —
Идут быстро. В молчании. Мост разрушен не полностью. По частично уцелевшим балкам минуют реку. Шорохов еще прибавляет ходу, хотя понимает, что опасность здесь, рядом с ним. Быстротой хода ничего не изменишь.
Станция встречает низенькими домишками, то слепыми от закрытых ставен, то без крыш, с закопченными стенами.
Вагонный попутчик говорит с издевательской мягкостью:
— И что тебе в Пологах надо? Или кто? Не скрывай. От меня ничего не надо скрывать. Так лучше.
— Телеграф, — отвечает Шорохов.
— И зачем? — с той же снисходительной издевательской мягкостью в голосе продолжает вагонный попутчик. — Торговая тайна?
Шорохов через силу смеется:
— Какая там тайна. Служу в фирме. Прибыл на место, надо сообщить.
— Это в вокзале, — говорит вагонный попутчик. — Под ту же крышу, что мне.
Телеграфист был мужчина комплекции солидной, седой и очень неторопливый. Настолько, что казался скованным в каждом своем движении. Таких людей Шорохов встречал не paз: все время панически боятся хоть какую-то мелочь сделать не так.
Он подал телеграфисту два листка с телеграммой в Управление снабжений, деньги — три тысяч рублей, притом николаевскими, самыми дорогими из всех, ходивших на Юге России, — сказал:
— В Новочеркасск, по военному проводу. Сможете? На копии для меня поставьте штемпель, дайте квитанцию.
— Смочь-то смогу, — протяжно отвечает телеграфист. — Сейчас любой может хоть казнить, хоть помиловать. Все и ничего, — добавляет он, глядя куда-то мимо Шорохова.
Тут же два, неизвестно откуда взявшихся человека, заломили Шорохову руки, третий жестко ткнул ему в спину наганом.
— Йиды, йиды, — услышал он затем. — Нэ рыпайся, колы життя нэ надоило.
В этом же здании его ввели в просторную светлую комнату и там, за столом, накрытом белой скатертью, он увидел и нисколько не удавился этому, своего вагонного попутчика.
— Итак? — сказал тот вполне миролюбиво. — Что же мы о себе расскажем? Смелей! Иrpa в молчанку тут не проходит.
Один из конвоиров положил перед ним на стол листок шороховской телеграммы.
— Новочеркасск. Управление снабжений, генералу Ярошевскому, — вслух прочитал попутчик. — Условия контракта номер девятьсот девяносто четыре выполнены полностью запятая зерно складировано станции Пологи точка Последнее время заготовки
— Купец я. Занимаюсь заготовками. С кем контракт, тому и поставлю.
— А что за конкуренция?
— Цену себе набиваю.
Его обыскали. Деньги, документы, часы, наган, патроны к нему горкой свалили на столе.
Бывший попутчик при этом не пошевелил и пальцем. Издали посматривал на Шорохова. По его поведению при обыске определял, кто он на самом-то деле? Комендант Волновахи советывал: в Махновии никому, кто сильней тебя, не перечь. Шорохов так и держался.
— Что ты, милый? — с тихой радостью проговорил потом попутчик. — На дешевке думаешь отвертеться? Если так — тебе стенка. Сегодня же.
Как это можно было понять? Разобрался в его слишком умелой покорности? И кто он сам-то в конце концов был?
Шорохов сказал:
— Взгляните контракт, Бога ради…
Его подвели к скамейке у порога комнаты, усадили. По бокам сели конвоиры, еще один стал за спиной. Он думал: "Избавиться от агентразведовского удостоверения. Изжевать. И чего не сделал это, когда ехали на дрезине? Сейчас, едва шевельнусь, настораживаются. Может, не заметят? Все отобранное, пока так и лежит…"
Ввели одного из парней, качавшего рычаг дрезины. Разговор с ним начался вроде бы даже участливо:
— И как там у тебя получилось? Ты, др, расскажи, расскажи…
Парень отвечал, что про платформы ничего не знал, вперед не смотрел. Считал — не его это дело. Его дело — рычаг качать, чтобы колеса крутились.
Били. Не сам бывший попутчик, нет! Он так и сидел у стола. Поглядывал снисходительно.
Кончилось тем, что ударом винтовочного приклада в спину, парню, насколько понял Шорохов, переломили позвоночник. Кричал парень ужасно.
Оставляя на полу кровавую полосу, его уволокли.
Попутчик подошел к Шорохову.
— Ты еще не понял, кто я? Начальник контрразведки Повстанческой армии Задов. Такая фамилия тебе ничего не говорит? (Задов Лев Андреевич. Впоследствии деятельно служил в ЧК, в НКВД. В 1937 году репрессирован. — А.Ш.)
— Я купец, — ответил Шорохов. — Откуда мне знать?
— Врешь, — торжествующе сказал Задов. — Я в тебе еще не все понял. А то бы ты уже в собственной крови захлебнулся. Агент. Только — чей?
— Купец я.
— Упираешься. А что ты этим выгадываешь?" …зерно складировано станция Пологи". Слова из твоей телеграммы. Я в Пологах каждую дырку знаю. Блейфуешь? За спекуляцию у нас — расстрел на месте. Не забудь: мы народное чистое государство строим. Выбор у тебя такой. Если агент — какое-то время поживешь. Разговоры, допросы. Может, на обмен сгодишься. Если еще раз скажешь: «Kупец» — сразу пуля. Я за свои слова отвечаю. Не спеши, помолчи, подумай.