Испить до дна
Шрифт:
— Ну уж нет! — сверкнул глазами Мигель.
Он развалился в шезлонге, демонстративно откупорил бутыль и плеснул в пластиковый стаканчик немного рому. Попробовал на язык и блаженно зажмурился, как довольный кот. Потом медленно потянулся к ящичку, выбрал сигару, аккуратно срезал кончик...
— Сиеста! — объявил он, обернувшись к друзьям. — Присоединяйтесь.
Научно-исследовательское судно неспешно рассекало воды Мозамбикского пролива. Теплый Индийский океан мягко покачивал его, и палуба под ногами чуть
Алексей лежал в шезлонге, прикрыв глаза и надвинув на лицо смешную белую кепочку с длинным козырьком.
Короткие светлые шорты открывали загорелые дочерна ноги, капельки пота блестели на широких, шоколадных плечах.
От выпитого рома его разморило под жарким солнцем.
После темных морских глубин здесь было слишком много света и тепла, после уединенного безмолвия — слишком много людей...
А ему хотелось остаться совсем одному, наедине со своими мыслями, чтобы никто его не трогал, не хлопал по плечу, не обращался с вопросами. Никто ему не нужен...
Вот если бы можно было не подниматься на поверхность, а просидеть всю жизнь, как рак-отшельник, в тесной норке батискафа...
Кто сказал, что расстояние и время способно вылечить любую сердечную рану? Ерунда все это!
Пол шарика между ними. Третий месяц он болтается по морям, по волнам, а боль и обида меньше не стали. В груди все еще саднит при одном воспоминании...
Лучше не вспоминать.
Но что поделать, если мысли сами лезут в голову?
Похоже, им тесно даже на одной планете, а не только на небольшом участке земли под Москвой...
Он строил себе дом-крепость... Но защитят ли его высокие стены от опасного, мучительного соседства?
Из верхних окон ее дача будет как на ладони... И он поневоле сможет наблюдать за ее гостями, за тем, как она улыбается им, хохочет, откидывая назад белые, как лен, такие нежные на ощупь волосы...
А ее будут по-хозяйски обхватывать за плечи. И этот квадратный, бровастый, и щупленький, с девчачьими повадками, и... да мало ли кто еще...
А потом в ее спальне погаснет свет. И ему останется мучительно гадать, что именно происходит за бревенчатыми стенами под покровом ночи...
Алексей скрипнул зубами.
Никогда никому нельзя доверять. Особенно женщинам.
Притворщица! Обманщица! Это о ней писал ее знаменитый предок: «Ее игрушка СЕРДЦЕЛОВКА...» Ей все равно, кого ловить в свои сети...
Господи, да его вытащили из уютной раковины и подняли на головокружительную высоту, как беднягу латимерию, шлепнули на жесткую палубу, просунули в жабры кольцо...
Нет, окольцевать, к счастью, не успели... Иначе хорош он был бы в роли законного мужа — посмешище для ее дружков!
Больше его не заманишь в сети... Больше ни одной не удастся влезть в душу...
У него другая жизнь, в которой женщинам отведено
И на корабле они, считается, к несчастью.
Конечно, можно скрасить вечерок, сойдя на берег, развлечься с прекрасной незнакомкой... Но упаси Боже! Не больше! Пусть она так и остается незнакомкой. И ее сменяет следующая...
Сколько портов — столько подруг. На ночь, на час... И никогда — на жизнь!
По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...
Ветер странствий будет гнать его вперед. Море станет его домом...
И черт с ней, такой желанной крепостью, выстроенной у озера на цветущем лугу! Не суждено ему пустить свои корни в землю.
Глава 2
УНЫЛАЯ ПОРА
Мелкий занудный дождь моросил и моросил, холодный, колючий...
Алена растянула над своей стойкой кусок целлофана и закрепила края, прижав винтами этюдника.
Их осталось несколько на аллее, самых стойких. Остальные безнадежно разъехались по домам — все равно никакой торговли...
Никто не прогуливался по Измайловскому парку, но у Алены оставалась слабая надежда, что подъедет автобус с туристами. День-то воскресный, а все иностранцы стремятся прикупить побольше необычных сувениров. Что им дождь — у них все по плану.
Пожилой мужик слева от нее не выдержал и начал упаковывать по сумкам расписных матрешек. Одни были разрисованы в чисто лубочном стиле, а другие, на потребу дня, изображали отечественных политических деятелей от Ленина до Путина. Причем одни наборы начинались с большого Ильича, в которого вкладывались все остальные, другие с огромного президента — и по нисходящей, так сказать, в глубины истории...
Паренек, стоящий справа, покосился на матрешечника и тоже заколебался.
И тут в глубине аллеи послышались возбужденные громкие голоса.
— Немцы!
Матрешечник тут же принялся выставлять обратно свой товар.
— Да нет, французы... — прислушался к говору парень.
Он быстро протер тряпкой покрытые эмалью образки и тщательно «состаренные» доски иконок.
У Алениных конкурентов был ходовой товар. Обычно иностранцы в момент сметали «русскую экзотику», лишь мельком поглядывая на остальные поделки и картины.
Она вздохнула. Вряд ли сегодня удастся заработать. Вот если бы золотая осень продержалась чуть дольше...
Уже два месяца она не позволяла себе ни одного дня отдыха. Подстегивала мысль, что дом остался без крыши... а впереди холода... Вот уже и дожди зарядили. Еще чуть-чуть — и все ее титанические усилия пойдут прахом: промокнут и сгниют перекрытия, и не спасет их даже чудо-печь...
Стайка французов мельком взглянула на расписных матрешек, чуть задержалась у прилавка с иконами и обступила Аленин мольберт.