Исполин войны. Первые месяцы войны
Шрифт:
…всё темнеет перед глазами, перед ним появляется видение танцплощадки…
…играет музыка. Лёгкий туман, кружится у ног танцующих пар. Из воздушного облачка, выплывает облик, его Александры. Девушка, в лёгком ситцевом в цветочек платьишке, парила на танцплощадке, и не сводила с него глаз. Зиновий, сделал шаг к возлюбленной. В ответ, она послала ему воздушный поцелуй, и тихо прошептала, спокойным и уверенным голосом:
– «Любимый, всё, будет, хорошо!»….
Калабанов не сводил с девушки взгляда. Её голос, звучал обволакивающе, успокаивающе и чарующе. Казалось, что всё тело, подвластно его силе.
– «Любимый, всё, будет, хорошо!»…. – и облик Саши растаял.
Видение пропало. Вокруг, всё тот же лагерь. Калабанов, осмотрелся по сторонам, тряхнул головой и пошёл к проходной.
На душе у него, от этих слов, стало как-то спокойней и теплее. Чёрные мысли, отошли на дальний план. Остались, только о любимой Шурочке…. Так захотелось обнять, прижать к себе и вдохнуть запах её волос! И целовать….
– Калабанов! – окликнул его, один из надзирателей, – Шевели ластами!
Бывший зек, прибавил ходу.
На проходной, Зиновия, никто досматривать не стал. Так лишь, похлопали руками для отвода глаз, поскольку надзиратели и охрана, наверняка были уже предупреждены Седым, и лишь едва заметно улыбались.
Майор из центра, держа в руках завёрнутые в полотенце обещанные бублики, махнул на прощание вышедшему проводить его начальнику лагеря. Так же молча, посадил полтора десятка бывших заключённых в крытую полуторку, в которой сидели ещё два вооружённых винтовками молодых и полусонных солдата. Те, завидев майора, встрепенулись. Сделали серьёзные мины, с напускной строгостью, и грузовик в полной тишине укатил в ночь, растворяясь в темноте.
Глава 3
Утро вспыхивает белым светом, показывая нам комнату со стенами побеленными извёсткой в полуподвальном помещении. Небольшим, но зарешеченным окном, выходящим во внутренний дворик, за которым только что рассвело. И первые лучи солнца, играют красками, в утренней росе, пуская «зайчиков», сквозь запылённое стекло.
Там, вдоль стен, стояло несколько широких деревянных лавок, посеревших от времени. На них-то и расположились помилованные заключённые. Они были гладко выбриты, искупаны и сидели в чистом исподнем.
В небольшом окошке в стене, напротив лавочек, то и дело, появлялась голова коптёрщика, старшины НКВД. Внешне, очень похожего на Семёна Михайловича Будённого и поэтому, сначала в окошке появлялись его усы, а потом уж, сам пожилой старшина. И зычным, но приятным баритоном, выкрикивал фамилии. Тому, кто подходил, он выдавал офицерскую форму, того рода войск, в котором служил до ареста, названный человек. И делал это, без спешки и лишней суеты.
– Быков! Забирай! Живей! Сонная тетеря! Ты здеся, не один….
К окошку подошёл мужчина, лет сорока пяти, тщательно выбритый и немного вялый. Плотный завтрак, после лагерной баланды и тёплая баня, разморили человека. Он, взял стопку вещей, и отошёл к лавке.
– Калабанов! – разнёсся эхом, по просторной комнате, голос старшины.
Зиновий, степенно подошёл к окошку и, заметив явное сходство, улыбнулся.
– Чего скалишься?! – недобро прозвучал баритон старшины.
– Шикарные усы! – дружески в ответ произнёс Калабанов, и этот ответ, явно очень угодил старшине. Наверное, все, только и видели в нём сходство
– Одну секунду! – и забрал стопку с одеждой обратно и порывшись где-то у себя в коморке, вернулся к деревянному окошку, протянул Калабанову, совершенно новый комплект одежды. – Носи на здоровье! И постарайся, к нам больше не попадать.
– Спасибо отец. Береги усы! – искренне ответил Зиновий.
– Они у меня, что жена! – ещё раз расчесал усищи, – Только, денег не просят! – старшина засмеялся вместе с Калабановым.
– Ха! Это верно! – Зиновий, в силу своей молодости, шутки не понял, но за компанию посмеялся.
– Куц! Ку-уц! Бегом давай! – громко, но уже не так строго, выкрикнул старшина.
Через несколько минут, все офицеры были одеты, обуты и застёгнуты под воротничок. Всё по уставу. Как тут же, словно почувствовав, что все готовы, в дверях появился сопровождавший их майор, держа в руках, стопку документов. Направления в действующие части, и офицерские ромбы, каждому – свои, по роду войск.
– Поздравляю вас! – сказал он с порога, – На фронте сейчас, очень не хватает опытных кадровых офицеров. – При этих словах, он испытывающе поглядел на всех сразу и на каждого в отдельности. Но перед ним, уже стоял народ, хорошо усвоивший школу жизни. Реакция была ожидаемой и самое главное, правильной – тишина. И тогда майор продолжил, – Мы, надеемся на вас! Ведь главное у офицера и солдата, что?
– Служить Отечеству и своему народу, – громко и смело отозвался Калабанов, – Коммунистической партии и лично, товарищу Сталину!
– Вот именно, лейтинант Калабанов! И то, что всех вас, понизили в звании, не должно никого огорчать. Ведь свобода и служба Родине, превыше каких-то склок и ошибок прошлого. Верно, я говорю, товарищи офицеры? – во взгляде майора, было столько искренности и открытости, что становилось страшно от того, что скрывалось под этой маской добродушия, ангел или всё же демон, и все как один, бывшие ЗК, ответили:
– Так точно!
Майор, удовлетворённо кивнул головой, и принялся торопливо раздавать ромбы с новенькими документами, помилованным офицерам. Лишь подойдя к Калабанову, остановился около него, и очень внимательно посмотрел прямо в глаза. Зиновий, выдержал тяжёлый взгляд. Чекист это про себя оценил.
– Танкист, я изучил твоё дело. Ты будешь хорошо воевать! – майор, ловким и почти незаметным движением, достал нож-заточку из рукава, подарок вора, и протянул его Зиновию, с которым, тот уже попрощался. Перед баней, отобрали все вещи, а его, так в первую очередь. – Подарок всё-таки, нельзя забирать. Так ведь? Держи! Возвращаю.