Исполнение долга
Шрифт:
Напряженные бои на спас-коркодинском рубеже продолжались два дня. Многократные попытки противника прорвать нашу оборону успеха не имели. Тогда, как я и предполагал, гитлеровцы крупными силами стали охватывать нас с флангов, и мы вынуждены были отойти на Рогачево. Это произошло в ночь на 26 ноября.
В самом Рогачево должны были занять оборону два стрелковых полка, 8-я танковая бригада и переданный в мое подчинение отряд Московской зоны обороны, численно небольшой, но имевший несколько десятков пулеметов и противотанковых ружей.
107-я мотострелковая дивизия, остатки 58-й
А 18-й и 24-й кавалерийским дивизиям опять приказал укрыться в лесах, на этот раз между Воронино и Рогачево. Задача прежняя: наносить внезапные удары противнику во фланг и все время тормошить его тылы.
Рано утром 26 ноября в Рогачево опять приехал Л. З. Мехлис. Как всегда, мрачный и к тому же чем-то сильно разгневанный, он даже не захотел слушать меня, а прямо прошел к моему телефону, соединился с Б. М. Шапошниковым и сразу сорвался на крик:
— Тут безобразие, Борис Михайлович! Дмитровское направление открыто, а Хетагуров окопался в Рогачево с горсткой бойцов при трех танках Ротмистрова — и в ус не дует. Черт знает что творится!
Я стоял рядом и отчетливо услышал спокойный голос маршала:
— Полноте, Лев Захарович. Не надо нервничать. Надо разобраться. Вы разговаривали с Хетагуровым?
— Здесь он и пусть сам вам докладывает.
Мехлис резким движением подал мне телефонную трубку.
— Здравствуйте, товарищ Хетагуров! — тем же ровным голосом обратился ко мне начальник Генерального штаба. — Ну, каково там у вас положение?
— Докладываю, товарищ маршал. Главные силы левофланговой группы тридцатой армии с артиллерией отходят на рубеж Коньково, Синьково, Ольгово. Оборона там уже подготовлена. В Рогачево — около полутора тысяч бойцов, артиллерия, пулеметы, противотанковые ружья. Поселок укреплен, приспособлен к круговой обороне.
Минные поля с фронта прикрываются плотным артиллерийским и пулеметным огнем. Единственное беспокойство вызывает у меня дорога на Усть-Пристань: по ней нас можно обойти с севера. Выдвигаю на это направление восемнадцатую и двадцать четвертую кавдивизии с двумя батареями артиллерии.
Маршал Шапошников внимательно выслушал меня и сказал:
— Главное — не пустить немцев за канал. Надо продержаться еще немного. Скоро прибудет помощь.
— Товарищ маршал, будем драться до последнего дыхания, — ответил я. — Все сделаем, чтобы остановить фашистов, не допустить их к каналу…
Мехлис слушал этот разговор, прохаживаясь по комнате. А потом сам стал меня подбадривать, обещая скорую помощь. Из его слов я понял, что готовится решительный отпор захватчикам. Тут же выяснилась и причина его недавнего возбуждения: оказывается, он ехал из Дмитрова в Рогачево по единственной незаминированной дороге и не встретил там наших войск…
В 10 часов 30 минут 26 ноября к Рогачево
С утра 27 ноября на нас обрушился огонь тяжелой артиллерии, усилились бомбардировки с воздуха. Гитлеровцы начали обходить Рогачево с востока и вбили клин между войсками, оборонявшими этот город, и 107-й мотострелковой дивизией. Враг явно стремился расчленить и уничтожить наши войска по частям.
«Что делать? — напряженно размышлял я. — В Рогачево можно продержаться наличными силами еще несколько дней: поселок подготовлен к круговой обороне. Но, блокировав нас здесь, противник неминуемо нанесет удар главными силами по войскам, обороняющимся на рубеже Коньково, Синьково, Ольгово, и, вероятно, его танки прорвутся тогда за канал Москва — Волга». Вспомнил разговор с маршалом. Он подчеркнул, что главная наша задача — не пустить немцев на восточный берег канала. Я дал слово выполнить ее во что бы то ни стало, значит, выбора у меня нет.
После мучительных размышлений решил оставить Рогачево и отходить на последний перед каналом рубеж.
Связался по радио с Чанчибадзе.
— Порфирий Григорьевич, — говорю ему, — немцы обошли Рогачево, перехватили дорогу на Дмитров между мною и вами. Поодиночке нам не устоять. Отвожу войска из Рогачево к вам.
— Другого выхода и я не вижу, — согласился со мной Чанчибадзе.
— В таком случае приказываю нанести удар по противнику, прорвавшемуся севернее дороги на Дмитров, а мы при отходе будем крушить все, что есть у немцев южнее этой дороги.
Согласовали время удара и сумели нанести его синхронно. В скоротечном этом бою фашисты потеряли 14 танков, 12 бронетранспортеров, до 400 солдат и офицеров. Наши потери составили 12 человек убитыми и 17 ранеными.
Соединившись с главными силами подчиненных мне войск, я объехал на машине все части, призвал бойцов, командиров и политработников мужественно отстаивать каждый окоп, каждую огневую позицию.
— Отходить некуда, — говорил я. — За каналом для нас земли нет. Родина приказывает остановить врага здесь, и мы должны выполнить этот приказ.
С напряженным вниманием слушали меня верные боевые товарищи, и лица их, почерневшие за эти дни, выражали неколебимую решимость.
Гитлеровцы уже видели в свои бинокли канал Москва — Волга, город Яхрому — на западном его берегу и Дмитров — на восточном. Враг остервенело бросался в атаки, но всякий раз мы выдерживали его натиск. У нас даже раненые бойцы, способные держать в руках оружие, не покидали поле боя. Вдохновляли бойцов, укрепляли их боевой дух отличные действия приданных нам двух батарей «катюш». Опять отличились и наши конники: в критические моменты боя они лихо вырывались из лесов, наносили свои неотразимые удары по пехоте противника и снова исчезали в лесах.