Исполняющий обязанности

Незнанский Фридрих Евсеевич

А взамен унесенной фотографии Еве была вручена визитка со всеми контактными телефонами Турецкого — для экстренной связи.

Расставались на два дня, будто заговорщики, уходящие на последнее свое дело, которое может оказаться для них трагическим. Они так стиснули друг друга в невольном объятии, что у женщины занялся дух. Она даже и не ойкнула, а бессильно обвисла на его руках. И если бы не стойкость Александра Борисовича, Ева Абрамовна наверняка бесстрашно нарушила бы самой себе данное слово и отдалась порыву страсти прямо здесь, посреди просторной прихожей. Но, к их взаимному благоразумию,

этого не произошло. Иначе как бы они потом глядели друг другу в глаза, верно?

«Или ничего? Уж какое-нибудь объяснение нашли бы своей пылкой несдержанности? — подумал Турецкий и продолжил мысленно: — Обязательно отыскали бы, без всякого сомнения. А впрочем, долго искать тоже не пришлось бы — какие могут быть стеснения и неудобства там, где тебя прямо-таки одолевает вожделение?»

Тем более что и два дня были обозначены ими скорее фигурально, как точка отсчета, ибо они оба теперь прекрасно понимали, что при острой следственной необходимости встреча могла произойти, да хоть прямо завтра же — это уж куда и как повернет дело.

«Очень способная и милая женщина, — весело думал об оставленной им вдове Александр Борисович, спускаясь по лестнице к подъезду. — А ведь идея с Сережей очень неплохая!»

3

Грязнов решил сам съездить на Бережковскую набережную и вместе с Галей походить по квартирам и, вообще, хорошенько осмотреться на месте. Он конечно же доверял своим оперативникам, но предпочитал в особо сложных делах полагаться также и на личные впечатления.

С оставленной Турецким фотографии был отдельно переснят и увеличен фигурант, выступавший под именем Ваня. Ни бывшей должности его, ни места работы, ни фамилии, ни адреса в распоряжении следствия не имелось. Как не было и реальной возможности произвести, к примеру, обыск в доме и на службе у доктора Баранова — какие основания? Да никто не подпишет санкции!

Эту фотографию следователь Кучкин, по указанию Александра Борисовича, отвез к Баранову, который уже не раз встречался с Валентином Арнольдовичем, и предъявил ему. Но визит ничего не дал — озабоченный своими проблемами, Вячеслав Сергеевич категорически отрицал, что знает этого человека. Ни разу его в жизни не видел и слышит имя Иван в первый раз. Если он и врал, то очень правдиво. А больше вопросов к нему пока у следствия не возникло. Все-таки до сих пор он проходил в деле как потерпевший, а не как подозреваемый!

Что же касалось Дмитрия Яковлевича Грицмана, тут доктор Баранов был вполне искренен. Да, конечно, знал, и даже довольно неплохо. И супругу его видел не раз — милая женщина. Известно ему было и то обстоятельство, что Додик — так его все называли между собой — грешил наркотиками. Легкими, правда, до серьезных ломок дело не доходило. Правильнее сказать так — баловался, легкий кайф ловил. Но иногда действительно, когда, видимо, перебарщивал, случались с ним и неприятные инциденты. Приходилось помогать, именно по-дружески, подобно домашнему врачу, снимать абстиненцию. Но это было всего два или три раза за все время. Так что и говорить-то, по большому счету, особенно не о чем.

На вопрос, почему тогда, по его мнению, в крови погибшего, как утверждает судебно-медицинская экспертиза, оказалась слишком большая доза

тяжелого наркотика — героина, явно расстроенный таким оборотом дела доктор с огорчением развел руками. Наверное, Додик, неважно себя чувствуя, допустил по неопытности передозировку, после чего и потерял над собой контроль. Мог заснуть, находясь за рулем, мог просто отключиться на краткий миг, которого с избытком хватило для ужасной трагедии… Это, кстати, и объясняет в какой-то степени причину гибели человека.

Валентин Арнольдович едва сдержал себя: этот напыщенный индюк, наверняка же и являющийся убийцей, еще дает советы следствию! Да какие! Ничего, значит, не боится, слишком уверен в себе…

— Он у вас не был в день своей смерти? Или накануне? — делая невинное лицо, спросил Кучкин.

Баранов подумал, внимательно посмотрел на него и медленно, отрицательно помотал головой:

— Не помню, кажется, нет. Дел было много… А если и приезжал, — раздумчиво продолжал доктор, — то разве что посочувствовать в связи с покушением. Неудавшимся, естественно. Многие, оказывается, знали об этом факте. Кто звонил, кто заскакивал на минутку в диспансер, чтобы просто дружески пожать руку. Возможно, и Додик заезжал.

А когда настырный следователь спросил Баранова, почему тот не был на похоронах своего хорошего знакомого, ведь к Артемовой-то он приезжал, и даже на поминальном банкете зафиксирован, Вячеслав Сергеевич объяснил это тем, что ему просто не сообщили о дне похорон Грицмана. Он же ничего не знал! Ну конечно, в газетах же и по телевизору не сообщали — кто для них какой-то Додик Грицман? — а никто из родных или знакомых покойного не позвонил.

Кучкин возразил, что, по показаниям вдовы Грицмана, она лично обзванивала всех знакомых мужа, звонила и доктору, и он якобы обещал прийти, но не явился.

— Видимо, несчастная женщина что-то путает, — тут уже категоричным тоном и без всякого смущения заявил Баранов, — да ее можно понять — такое потрясение! И как после этого ей еще думать о каких-то там посторонних людях?! Не будьте наивным, Валентин Арнольдович. Впрочем, — еще немного подумав, поправил себя Баранов, — возможно, вдова говорила с его секретаршей либо с тем, кто ее мог подменить на какое-то время. Ну а та по какой-то причине забыла или не захотела передать. Все-таки его звали подряд на вторые похороны, могла разволноваться. Но втык по этому поводу я ей сделаю, — пообещал Вячеслав Сергеевич, легко уйдя от дальнейших объяснений…

И вопрос с самим Додиком тоже оставался пока открытым. Расшифровка магнитофонной записи беседы старшего оперуполномоченного Владимира Яковлева с Варварой Анатольевной Нестеренко (в миру, как известно, Варькой), не являлась протоколом официального допроса. А чтобы простая беседа стала таковым, с девицей следовало еще работать и работать. Ведь испугается, откажется — и все! И любые ее «разговоры» псу под хвост, в корзину для ненужных бумаг. Каждый адвокат моментально уберет это препятствие. А записная книжка Додика, побывавшая в воде, размокла, буквы, написанные модным еще недавно чернильным «паркером», расплылись и дешифровке у экспертов-криминалистов поддавались с гигантским трудом. Да и конца этой работе не предвиделось.