Исповедь демонолога
Шрифт:
Рука сама потянулась к карману. Подвеска обжигала.
Сейчас, вспоминая, я не понимаю, почему меня это не испугало. Я был сам не свой весь вечер. Не помню даже, как закончился бал и как мы вернулись в резиденцию Эштон. Меня к тому времени уже сильно мутило, начался жар, рука сама тянулась коснуться спрятанной в карман подвески.
– Расслабься, Лавиния уже знает об истории с принцем, – говорил Рай, помогая мне раздеться. – Что он тебе дал? Он сказал?
Вынуть руку из кармана с подвеской было больно, я даже пытался сопротивляться,
– Ничего не…
– Ну да, поэтому тебе так похорошело. Ладно, скажи хоть, какого оно было цвета?
Я попытался вспомнить цвет жидкости «образца», но не смог. Все мысли были о подвеске, оставшейся в кармане сюртука, который Рай уже повесил в шкаф.
– Ясно все с тобой. Ложись.
Рай отправился за аптечкой. Посылать за семейным врачом ради спутника никто бы не стал, поэтому, если кому-то из нас случалось болеть, лечились мы сами. Основами первой помощи каждый из нас владел отлично. А Рай к тому же, как я и говорил, немного разбирался в наркотиках.
Стоило ему уйти, я бросился к сюртуку. Как только подвеска оказалась в руке, мне тут же стало легче. Впрочем, не настолько, чтобы можно было сказать, что я здоров. Но осталась лишь слабость.
Когда Рай вернулся, я уже спал, и он не стал меня будить.
И забылось бы все, потому что это мелочь; если честно, на балах и не такое случается. Как я говорил, иногда люди на них умирают.
На этом, однако, все не кончилось.
На часах было пять утра, когда в резиденцию Эштон ворвались королевские гвардейцы.
Перепугали всех: и хозяев, и домашних слуг. Нас подняли и в одних ночных сорочках выставили во двор. Объяснение, конечно, было короткое: «Приказ Его Величества».
Я не успел толком проснуться, и Рай поддерживал меня за плечо, а капитан гвардейцев прохаживался мимо шеренги слуг и всматривался в наши заспанные лица.
Я даже не слишком удивился, когда он остановился напротив нас, нахмурился, словно размышляя… И указал на меня:
– Взять его.
Гвардейцы тут же оттеснили Рая, а выкатившаяся на крыльцо сонная графиня ахнула:
– Куда? Как вы смеете! Он мой спутник!
– Приказ Его Величества, – отозвался капитан.
Уже в карете с забранными решеткой окнами я понял, что подвеска все еще у меня в руке и она снова нагрелась.
Мне очень хотелось спать, и я плохо соображал, что происходит. А происходило следующее: меня доставили прямиком в королевский дворец – не в главное здание, а в один из гостевых особняков. Кажется, раньше он принадлежал какой-то фаворитке, имя которой я уже не помню.
Меня привезли в одной сорочке, босиком протащили сначала по двору, потом – через вычурный пустой холл, далее по парадной лестнице на третий этаж, пока не втолкнули в небольшую комнату с плотно зашторенными окнами, освещенную единственной свечой. Тени плясали по стенам и потолку, пахло деревом и благовониями. Я лежал на мягком ковре и думал, что надо бы встать. Подвеска
Скрипело перо, и шелестела бумага: кто-то писал что-то и перелистывал страницы.
С трудом, но я поднялся. Встать бы не вышло – голова кружилась, комната плыла перед глазами. Но я смог хотя бы сесть.
За массивным дубовым столом сидела принцесса Шериада и, закусив губу, что-то сосредоточенно писала. На меня она не обращала ни малейшего внимания.
Я попытался вспомнить, как себя вести. Королевский протокол не указывал, что делать, если тебя по приказу подняли посреди ночи и притащили в комнату племянницы короля.
Конечно, это незаконно… Наверное. Лавиния могла бы подать жалобу в королевский суд, ее бы удовлетворили… Недели через две. У меня же прав не было никаких. Спутник – фактически чужая собственность. А слово принцессы, конечно, весомее слова графини.
– У тебя. Моя. Вещь, – не поднимая взгляда, раздельно произнесла Шериада, и меня снова пробрала дрожь от ее голоса. – Отдай.
Я попытался поклониться:
– Ваше Высочество…
Пламя свечи задрожало. Уверен, принцесса продолжала писать, а какая-то невидимая сила вдруг сдавила мне горло и подняла меня над полом. Я висел в воздухе, не в силах пошевелиться, и думал: ну, это точно сон. Этого не может быть.
Но следом пришла боль – такая, словно все мои внутренности разом скрутили, как прачка, отжимающая белье. Я слышал собственный хрип – сил не было даже кричать. Я задыхался.
Потом меня с размаху бросили обратно на пол.
Кое-как протолкнув в легкие воздух, я поднял голову. Принцесса скучающе смотрела на меня:
– Что, у магов здесь в порядке вещей пользоваться чужими артефактами?
Я вдруг почувствовал, что подвеска все еще у меня в руке. Она была совершенно холодной.
– Отдай, – повторила принцесса.
Я смотрел на нее, не в силах ответить и пошевелиться.
И все повторилось. Только на этот раз дольше – по крайней мере, так мне казалось.
Когда я вновь рухнул на пол, то не мог шевелиться от усталости.
Подвеска словно приклеилась к руке. Я в ужасе смотрел на нее сквозь слезы.
– Да отдай же ты ее, мальчишка! – Принцесса склонилась надо мной: – У меня нет сейчас настроения убивать. Ну же.
Я увидел, как она протянула руку, и прохрипел:
– Не… могу.
Ее глаза сверкнули золотом, а я испугался, что сейчас все повторится, и, собрав последние силы, сумел прошептать:
– Не надо.
Она услышала и нахмурилась:
– Так отдай, и я тебя отпущу.
Я попытался сбросить с руки подвеску – с каждой секундой силы ко мне возвращались, и это было странно.
Подвеска никак не отставала от моей ладони.
Помню, как сидел на ковре, тряс рукой, а Шериада склонилась надо мной в голубом шелковом халате, очень похожая на фарфоровую куклу. И смотрела на мою руку почти с ужасом.