Исповедь гейши
Шрифт:
— Знаешь, что тебе нужно? Сделать стрижку и сменить цвет волос. Тогда ты в любой одежде будешь выглядеть элегантно. Все дело в волосах, вот что я тебе скажу.
Порывшись в сумочке, она торжественно объявила:
— Вот! Нашла его телефон. Это самая большая тайна в Токио. Мой парикмахер Роки. После магазина мы пойдем к нему, и он приведет тебя в порядок. Он, правда, нарасхват, но для меня сделает.
Мне хотелось спросить, сколько это будет стоить, но пока я подбирала слова, Томоко уже отвернулась и устремилась к эскалатору. Как обычно, я поплелась вслед.
Когда мы поднимались, Томоко спросила:
— У
Я не решилась признаться, что не очень-то разбираюсь во всем этом, и быстро произнесла:
— Луи Виттон.
Томоко с жалостью посмотрела на меня.
— Переходи на итальянцев. У них и одежда, и обувь лучше. У тебя туфли какого цвета?
— Коричневая кожа.
— Ну, к ним легко подобрать платье, — с облегчением произнесла моя подруга.
Мы поднимались на этаж, где продавалась одежда иностранных брендов. Я судорожно прижимала к себе сумку, предчувствуя, как быстро улетят оттуда мои денежки. Заметив это, Томоко ободряюще улыбнулась.
— Это мой подарок. За все те дни рождения, которые я пропустила, не говоря уже о твоей свадьбе.
— Ничего особенного ты не пропустила, — буркнула я.
На втором этаже мы сошли. Там были представлены все дорогие европейские бренды. Я в нерешительности остановилась. Это место совсем не для таких замарашек, как я. Здесь одеваются только дамы высокого полета вроде Томоко. Я уже повернулась, чтобы уйти, но вовремя сообразила, что тогда больше не увижу свою школьную подругу. Заметив мою нерешительность или просто не услышав позади себя шагов, Томоко резко остановилась.
— Пошли скорее, — нетерпеливо бросила она. — Хватит кукситься, все уже решено.
И вместо того чтобы ретироваться, я снова подчинилась Томоко.
Говорят, если у женщины нет любимого мужчины, она влюбляется в саму себя. Но как можно любить себя, если тут нет ничего привлекательного? Томоко показала, что мне есть что любить в себе. Когда я надела выбранные ею вещи, то увидела в зеркале совершенно другого человека — женщину, способную вызывать любовь.
Мы перебрали все дорогие бренды, переходя из одного бутика в другой. Томоко была неподражаема: красивая, самоуверенная и надменная. Я все больше подпадала под ее обаяние. Мне страшно нравилось, как вились вокруг нее продавщицы, вынося одно платье за другим. В конце концов Томоко выбрала простое платье цвета опавшей листвы, отливавшее тусклым золотом. Взглянув на ценник, я остолбенела — 300 000 иен! Отродясь не слышала про этого Валентино, а платье показалось мне каким-то нескладным. Покачав головой, я хотела вернуть его продавщице, но тут вмешалась Томоко.
— Нет, я настаиваю. Примерь его. Оно тебе отлично подойдет.
Мне оставалось только пойти в примерочную и натянуть на себя это золотое одеяние.
Взглянув на себя в зеркало, я сразу сдалась. Платье выгодно подчеркивало мою грудь, а его складки искусно скрывали растущий живот. Ткань делала меня стройнее и выше, а роскошный цвет оживлял мою бледную кожу. Увидев свои обнаженные плечи, я поняла, что сегодня все мужчины в ресторане будут поглядывать в мою сторону.
Когда, раздвинув шторки, я робко вышла из примерочной кабины, даже продавщицы застыли в восхищении. Я избегала смотреть в зеркала, опасаясь, что увижу там прежнюю себя.
— Отлично,
Посмотрев на наши отражения, я с удивлением заметила, что теперь разница между нами не столь велика. Платье сотворило чудо. Но, вспомнив о цене, я быстро пришла в себя и прошептала:
— Я не могу его принять. Оно слишком дорогое.
Тогда я в последний раз произнесла эти слова.
— Не будь дурочкой, — возразила Томоко. — Примешь как миленькая. В этом мире только тряпки делают женщин всемогущими. — Наклонившись ко мне, она тихо добавила: — И к тому же это лучшее лекарство.
— В каком смысле? — спросила я, прикидывая, знакома ли Томоко с макура.
Однако я прекрасно поняла, что она имела в виду. В этом платье мне не страшна никакая макура.
— Благодарю, платье очень красивое, — запинаясь, произнесла я, когда продавщица вручила мне пакет.
Девушка поклонилась и с жаром произнесла:
— Как же вам повезло с подругой!
— Знаю, — пробормотала я, глядя на Томоко. — Спасибо.
Но на эскалаторе меня снова охватило беспокойство. Муж может понять, что платье дорогое, и обязательно спросит, сколько оно стоит. Как я объясню ему, что это подарок школьной подруги? Звучит неубедительно даже для меня самой.
Именно тогда я решила, что совру. Отказаться от покупок уже было невозможно. Я прекрасно знала Рю, и сочинить историю, в которую он безоговорочно поверит, не составляло для меня никакого труда. Я приготовилась защищать свои обновки, как собственных детей. Когда мы спустились на первый этаж, Томоко еще раз критически взглянула на меня.
— Тебе надо что-нибудь на шею, — заявила она.
Я инстинктивно загородилась сумкой.
— На шею? Зачем?
Но Томоко больше не смотрела на меня — она пыталась расстегнуть свое колье. Когда она протянула его мне, оно сверкнуло голубоватыми бриллиантами.
— Ни за что не возьму, — выдохнула я.
— Я тебе и не дарю, а даю надеть. Вернешь, когда встретимся в следующий раз. Одной красоты недостаточно. Чтобы пробудить интерес мужчин, надо выглядеть дорого.
— Откуда ты все знаешь про мужчин? — дерзко спросила я.
Томоко рассмеялась. Только смех ее прозвучал как-то невесело.
— Поговорим об этом в следующий раз, — жестко сказала она.
— Но твой муж… я хотела сказать, жених, он ведь заметит? — спросила я, надеясь, что от нее укрылось, как мой взгляд скользнул по ее руке без обручального кольца.
— Не заметит, — ответила Томоко, и уголки рта печально опустились.
Вероятно, мой собственный рот раскрылся так широко, что на ее застывшем лице появилась кривая усмешка.
— Некому замечать.
— Но… но ты же такая красавица, — пролепетала я.
Томоко снисходительно улыбнулась:
— Я свободна и не принадлежу ни одному мужчине. Я всегда этого хотела.
Она меня просто убила.
До этой встречи я была убеждена, что свободна или, по крайней мере, сама сделала свой выбор, что равнозначно свободе. Но, встретив Томоко, вдруг поняла, что сижу в тюрьме. Ее стены сложены не из камня, а из часов и минут. Они неосязаемы, и поэтому тюрьму нельзя разрушить. Во мне вдруг вспыхнуло неукротимое желание вырваться из застенков.