Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух
Шрифт:
(Из огня да в полымя... Франциск отличал полымя от огня по только им отличимому контрасту. А смерть и жизнь - неужели и впрямь тождественны?) "Все это вполне естественно, когда человек влюблен... Он был влюблен в бога и влюблен в людей... Но... любил не человечество, а людей, любил не христианство, а Христа".
(Может быть, наш урок следовало бы назвать так: ...любить. Но жить и любить и к тому же еще и петь для Франциска - одно дело.
"А жить - это петь, как известно" (Я).)
"...Вера
(Любить - жить. То есть делать как раз то, чему научиться нельзя. Тогда зачем все это, - если не в жизни, то в нашем сочинении?)
"Я принял его брата Волка и сестру Овцу, как братца Кролика и братца Лиса... дядюшки Римуса".
"Я не пытаюсь показать, как мал нищий монах на фоне огромного неба, - я хочу окинуть взором небо, чтобы мы поняли, как он велик".
(Рисовать небо с натуры. В целом. Без клеточек.)
Франциск - "землетрясение духа".
(Земность и дух. Примечательнейший оксюморон!)
"Никто не назовет его деловым, но человеком действия он был ..."
"...Франциск искал равенство, основанное на вежливости..."
...[Франциск]: "Сестрички мои птички, если вы сказали, что хотели, дайте сказать и мне".
(Его "школа" - для всех: не профилированная, не престижная, не для детей из хороших семей. Воистину: всехристианский, всесредневековый - прошу прощения - всеобуч.)
"Вся философия св. Франциска состояла в том, что он видел естественные вещи в сверхъестественном свете и потому - не отвергал, а полностью принимал их".
(Выходит, сплошь - чудо?) Но...
"Чтобы отстроить церковь, надо строить".
(А жизнь - жить, чтобы все было чудом... Действовать - жить. Слово за словом - поступок за поступком. Шаг в шаг и след в след.)
"Он назвал себя жонглер бога (Jongleur de Dieu)".
"...Франциск... сказал, что открыл тайну жизни, и она в том, чтобы быть слугой; стать вторым, а не первым".
(Переиначу: вечный ученик, школяр-трубадур; подпевала, но зато у бога; и никогда - не учитель, ибо Учитель - один...)
"...Он смотрел на мир так необычно, словно он вышел на руках...
Он стоял на голове, чтобы порадовать Марию...
...Земную радость может обрести только тот, кто смотрит на мир в свете радости сверхъестественной...
Он увидел себя крохотным и ничтожным, как муха на большом окне, увидел дурака. И вот, когда он смотрел на слово "дурак", написанное перед ним огромными буквами, само это слово стало сиять и преображаться".
(Обратите внимание: Честертон удивительным каким-то чутьем представил дурака, которого свалял наш Франциск-дурачок, словом "дурак", а слово удобопреподаваемо; а через него преподаваема и эта "дурацкая",
"...Когда Франциск вышел из своей пещеры, слово "дурак" он нес, как перо на шляпе, как плюмаж, как корону. Он не отказывался быть дураком. Он был согласен стать еще глупее, стать придворным Олухом Царя Небесного".
(Все это можно. Но встать на голову и... нормально увидеть мир вверх ногами?
– Этому тоже не выучиться и не научить.)
"...Зависимость происходит от висеть.
...Бог повесил мир ни на чем.
...Тому, кто видит город вверх ногами, он кажется особенно беззащитным".
(Не потому ли Франциск любил свой Ассизи и все, что в нем; весь мир и все, что в этом мире?! Конечно, такому зрению не научиться, но выучиться жить так, чтобы так вот вдруг...)
"Циники говорят: "Блажен, кто ничего не ждет - он не разочаруется". Св. Франциск мог сказать: "Блажен, кто ничего не ждет - он радуется всему".
Немного погодя, но к тому же:
"Все вещи лучше, когда они - дары".
"...Попросил положить его на землю, чтобы показать, что не был ничем и ничего не имел. Но звезды, которые смотрели на худенького нищего... никогда еще не видели человека счастливее его".
(Урок небесам!
– Но об этом потом. Не забыть бы только.)
"Франциск был... эксцентриком, хотя... всегда стремился к центру".
"Он ... прибегал к страстному языку жестов ...Все его жесты... выражали вежливость, и радушие... и... живость...
...Франциск положил начало средневековому, а тем самым - и нашему театру... Все было не картиной, а действием. Птица была для него как стрела - она несла к цели, и целью он считал жизнь, а не смерть. Куст останавливал его как разбойник; и, конечно, он радовался разбойнику не меньше, чем кусту".
"Он не звал природу матерью; он звал братом этого, вот этого осла, а сестрой - вот эту ласточку... Св. Франциск был реалистом в самом реальном, средневековом смысле слова".
(Конкретное частное, оно же и конкретное всеобщее. Это и было переживаемой объективной индивидуальностью для Франциска.)
"Он был поэт... Но... его можно назвать единственным счастливцем среди всех несчастных поэтов земли. Вся его жизнь стала поэмой. Он был не столько менестрелем, распевающим свои песни, сколько актером, который сыграл до конца свою роль. То, что он говорил, было поэтичней того, что он писал. То, что он делал, было поэтичней того, что он говорил. Его жизнь состояла из сцен, и каждую из них ему удалось довести до высшей точки (три из них нам предстоит заново перепоставить-пересыграть, - понятно, не вьяве, а в тексте.
– В. Р.)... [возводя] в ранг искусства любое свое действие, хотя совсем об этом не думал".