Исповедь коллекционера поражений

Карпов Александр Алексеевич

Мои глаза словно открылись заново. Во мне произошла переоценка ценностей. Я посмотрел на себя иначе и увидел то, что уже никак невозможно исправить. Я понял, что навсегда останусь в этом мире таким, каким создан вначале. И никогда не будет у меня высокого роста, как бы я не старался. И ноги мои не будут прямее, сколько бы я ни проводил времени на турнике. И лицо мое само по себе не изменится. А главное, не поменяется то, что есть вокруг меня. Всегда будут доминировать извращенные ценности. Всегда будут править те, кто выше, ровнее, красивее, быстрее, сильнее.

Мысли обо всем этом не убили меня, не затащили

по шею в петлю, не направили к ближайшему водоему, чтобы утопиться. Я понял, что надо всем этим нужно просто дышать ровнее, смотреть спокойнее, а может быть, еще и наслаждаться тем, что во мне есть такого, чего нет в других. И если даже это никогда не станет твоим козырем в игре, то понесенное поражение и потери в нем можно оценить легче, без слез, без пагубных эмоций, истерик и самоедства. Можно улыбнуться врагу и посмеяться над собой на его глазах, а потом посмотреть на его реакцию.

Я стал медленно, постепенно меняться, начав иначе воспринимать свои недостатки, главным из которых считал высоту своего тела.

Маленький рост являлся не единственной моей бедой. К нему прилагались довольно непропорционально короткие и сильно кривые тонкие ноги с огромными ступнями, на которых торчали во все стороны длинные некрасивые пальцы. Мое тело было также не идеальным. Нижняя часть его возле талии была шире чем то, что у нормальных мальчиков называется плечами. Ручки были тонкими и с виду неразвитыми. Последние два факта мне удалось немного исправить благодаря фанатичной увлеченности турником, укрепившим меня физически и расправившим мои плечи. Я действительно вытянулся, распрямился, приобрел фигуру, похожую на мужскую, но так и остался довольно низеньким, по сравнению с ровесниками. К тому же я был нескладным на вид.

Помимо этого у меня было очень и очень некрасивое лицо. Я настолько был некрасив, что со мною порою отказывались дружить, будто бы я был заразно больным или приносил несчастья. С самого раннего детства, играя с песочнице с другими детьми, я сталкивался с тем, что, подходя к другому ребенку с желанием разделить с ним радость детства, а за одно и игрушки, его мамаша сразу же пресекала мои радостные позывы и уносила свое дитя от меня подальше.

Меня отказывались брать в команды и компании, формирование которых начиналось на почве общих интересов, например совместных игр, или это были школьные дела, где на занятиях соперничали между собой разные группы школьников. Со мной мало кто хотел дружить, а если отношения и начинали формироваться, то заканчивались уже на следующий день после вмешательства мамы того мальчика, с кем я хотел завести дружбу.

– Это кто такой у вас? – услышал я однажды голос родственницы моего одноклассника, у которого оказался дома на его дне рождения. – Этот мальчик такой некрасивый! Он вообще не больной?

– Нет! Он просто урод! – прозвучал ответ мальчика, считавшегося мною другом из класса. – Просто мы к нему привыкли и не обращаем на него никакого внимания. Он совершенно безобидный. Не обращай на него внимания, он скоро уйдет.

К этому оставалось только добавить:

– Не бойся, он не кусается!

Эти слова заставили посмотреть на себя по-другому. А именно через зеркало. Я увидел в себе настоящего или почти настоящего урода, довольно большая голова которого, по сравнению с телом, выглядела несуразной. И это было

первое, что бросилось мне в глаза. При рассмотрении остального я ужасался все больше и больше.

Мой нос был коротким, маленьким и сильно задранным вверх. Такого в моей семье не было ни у кого. Подобным обладала моя мама, но ее нос смотрелся вполне естественно на ее лице, нисколько не искажая его и не портя ее внешность. Мой нос был очень широким, как в переносице, так и в ноздрях.

Мои уши были огромными и торчали в стороны. Я выглядел настоящим «ушастиком», комичным и одновременно страшным от такого сочетания с курносым лицом. Мамины ушки тоже торчали в стороны, но были намного меньше моих и скрывались под умело сделанной прической, не выдавая себя. А я, обладая обычной для мальчика стрижкой, не мог никуда их спрятать, и вынужден был наслаждаться излишней заметностью своих ушей, за которые почему-то постоянно кто-то хотел схватиться, причем сильно и больно.

Бровей у меня почти не было. Вернее, плотность растительности на их месте была настолько скудной и почти бесцветной, что заметить на моем лице брови не представлялось возможным. Будучи похожим на маму, я видел, что она что-то искусно делает со своей внешностью и это позволяет ей не иметь тех недостатков, которыми обладаю я. Брови у нее были, и они были вполне нормальными на вид. Уши она прятала под прической, а нос у нее, скорее всего, остановился в развитии на том самом этапе, где начинается женская красота. На этом основании было похоже на то, что моя мама не имела, в отличие от меня, недостатков во внешних данных.

Ко всему можно было добавить мои волосы, почему-то торчащие в стороны спереди, то есть на лбу и сзади, то есть на макушке. И я с этим ничего не мог поделать. Чуб и макушка всегда выдавали меня, как говорится, издалека. На всех фотографиях я был с ними. Меня постоянно кто-нибудь хватал за них и сильно дергал, вводя в злобу и отчаяние от того, что с этим я жил и ничего не мог поделать. Я нервничал, шел к маме с жалобой, просил отвести меня в парикмахерскую, чтобы навсегда избавиться от проблем, коротко стригся под машинку, хотел побриться наголо, но потом снова получал то, чем и был наделен от природы. Спереди торчал длинный чуб, а сзади – макушка в виде антенны.

Добавлю, что общая форма моего лица была далека от того, что можно было считать симпатичным. Помимо перечисленных недостатков я отметил бы еще и рот, точнее губы, делавшие ширину ротовой полости слишком маленькой, в которую едва проходила столовая ложка. А поход к стоматологу был пыткой под названием «открой шире». Нижняя губа выглядела непропорциональной по отношению к верхней и была намного крупнее. К тому же она заметно выдавалась вперед, делая из меня натурального уродца с постоянно надутой губой.

У мамы такого не было. Губы и рот я позаимствовал у деда вместе с зубами, расставленными с большими промежутками между собой. Стоило мне улыбнуться, как видевшие мою искреннюю радость люди либо начинали искренне смеяться, либо отворачивались и с отвращением плевались в стороны так, будто перед ними предстал самый уродливый зверек на свете. Правда, у деда, в отличие от меня, не было курносости, торчащих в стороны огромных ушей, были нормальные брови и не выдавались чуб и макушка. Да и ростом он был вполне и телосложением пропорционален.