Исповедь маньяка
Шрифт:
– Я не знаю. – пытается она что-то объяснить, – Не хочу дважды наступать на те же грабли!
– А может, ты себе другого нашла?
– Не говори глупости! Я всегда любила только тебя… и люблю, но…. Ещё, наверное, не время…
– Год уже целый! – возмущаюсь я, – Сколько можно ворошить прошлое? Я бухать бросил, делом занялся!
– Что за дело?
– Я книгу пишу! И у меня, между прочим, ни плохо выходит!.. – спохватившись, я замолкаю.
Она
Из тяжёлых раздумий меня выводит Викин голос:
– Давай об этом поговорим, когда я вернусь…. Я смотрю, у тебя в холодильнике одни консервы. Так и знала, потому и захватила с собой продуктов…
На кухню влетает дочка и возбуждённо вопрошает:
– А правда, что жуки навозные в какашках живут?
– Ты чё там такое смотришь? – удивляюсь я.
– Дискавери…
Когда Вика уехала, сурово дав нам с Юленькой многочисленные наставления, мы отправились на пляж. А после обеда дочка засыпает на диване перед телевизором, в обнимку с Рыжиком.
Пора за дело! – напоминает Голос.
Лопата, лом, монтировка. Что ещё? Беру, на всякий случай, топор. Колодец сантиметров на десять зарос дерном, но это не проблема. Брёвна покрылись мхом и чёрной слизью; скобы проржавели, но всё ещё справляются со своей функцией. Немного поработав ломиком, я освобождаю три бревна и приподнимаю их. Тут же в нос ударяет затхлый запах, словно открылся многовековой склеп. Голова кружится от этих миазмов. Я наклоняюсь над получившимся отверстием, пытаюсь что-то разглядеть, но там лишь тьма дышит могильным холодом и детскими страхами. Свет фонаря рассеивает эту темноту, но застоявшийся воздух пронизан какой-то синеватой дымкой. Наверное, это метан, или ещё какой-нибудь ядовитый газ. К моему удивлению, стенки колодца целы – ни одно сгнившее бревно не выскочило со своего места. Да, раньше делали на совесть, на века. Глубину шахты я не могу определить: даже яркий луч фонаря не может пробиться до дна из-за пыли (или это газ?). Но по моим прикидкам, больше шести метров. На мгновенье мне кажется, будто я вижу чуть уловимое движение во мраке. Я приглядываюсь, и эта бездна начинает манить к себе, притягивает, как во сне. И я уже не могу оторваться, смотрю вниз, и какая-то тихая заунывная мелодия слышится
Вот же чёрт, надышался этой гадостью! Ещё бы чуть-чуть, и было бы уже два трупа! Что же там за зараза такая, что у меня галлюцинации начались?
Не время рассиживаться. Избавься от мяса!
Озираясь по сторонам, я в два этапа перетаскиваю чёрные пластиковые мешки к зловещему колодцу и сбрасываю вниз. И, либо это мне мерещиться, либо и вправду, но я так и не услышал звука падения останков.
Бездонный он что ли?
И когда последний мешок скрывается в загадочной пасти колодца, Голос торжественно произносит:
Приносим эту жертву тебе, Аваддон!..
Человек – это книга. Каждый является единым экземпляром…
В библиотеке Гарвардского университета есть интересные экземпляры книг, переплетённых в «антроподермический материал». Как Ты думаешь, что это такое? Правильно, человеческая кожа. В семнадцатых-восемнадцатых веках было очень популярно и престижно иметь подобную вещицу. Существуют занимательные истории происхождения некоторых печатных изданий. Например, один путешественник Джонас Райт отправился в Африку, изучать неизвестные племена. Знакомство с местными оказалось для него роковым – его попросту сожрали. А когда на его поиски пустился друг, то вождь каннибалов решил отдать личные вещи учёного, среди них оказалась потрёпанная книга и недоеденная кожа Райта. В память о погибшем и решили обернуть эту книгу в его кожу. А вот американский бандит Джеймс Аллен, попав за решётку, писал мемуары, и перед смертью завещал переплести их своим кожным покровом и подарить тому, кто его задержал. В девятнадцатом веке в России одному парню ампутировали руку, так он снял с неё кожу и сделал обложку к сборнику собственных стихов, и подарил это произведение искусства своей возлюбленной.
Конец ознакомительного фрагмента.