Исповедь Мотылька
Шрифт:
— Очередной новый врач-волшебник? — пожалуй, слишком зло иронизирую я.
Сколько их уже было? Врачей, обещающих беременность, каких-то чудодейственных курсов, чаев из трав, собранных под сортиром какого-то провидца. Множество. Я сбился со счета. И каждый раз все заканчивалось одинаково: отсутствием результата и затяжной депрессией Ирины, из которой мне приходилось ее вытаскивать — фигурально — заново втрахивая желание жить.
Первое время я почему-то тоже поддавался ее оптимизму и, каким бы ни был скептиком, верил, что все
Так что сейчас уже не трачу ресурсы на поддержку очередной иллюзии.
И не чувствую себя скотом, отговаривая ее и грубо вытаптывая цветник ростков надежды. Лучше сразу, пока еще не пустили корни слишком глубоко.
Но в этот раз Ирина уже крепко на крючке, потому что пропускает мою колкость мимо ушей и даже улыбается, как будто я сказал, что готов стать крестным ее будущего ребенка.
— Олег… — Она смотрит вслед смешно ковыляющему малышу. — Ты же знаешь, что у меня осталось всего две возможности: ЭКО или…
— Заканчивай, — говорю сквозь зубы, потому что прекрасно знаю, о каком втором варианте идет речь.
А ведь когда-то она клялась, что не будет даже думать об этом, после того, что случилось у нас с Аней.
— Да, Олег, суррогатное материнство.
Я все-таки поднимаюсь, протягиваю Ирине свой пиджак, потому что ее заметно знобит, хоть сегодня на удивление теплый майский вечер. Она накидывает его на плечи и подстраивается под мой шаг. Только спустя минуту просит не маршировать, словно на плацу. Замедляюсь, даю нам обоим мысленно перевести дыхание.
— Олег, я хочу попробовать выносить самостоятельно.
Я бы очень хотел ее поддержать.
Но не могу. Потому что Ирина уже проходила через ЭКО. Дважды.
Я не очень разбираюсь в тонкостях процесса, но кое-что Аня рассказывала, еще когда мы с ней вместе пытались пройти через все это в надежде стать родителями собственного малыша.
У Ани хотя бы получалось забеременеть, хоть обе ее попытки закончились выкидышами на сроке до двух месяцев.
Ирина, насколько я помню из ее рассказов, не удалось даже даже это.
И вот, она планирует снова.
В тридцать девять лет.
Не буду я подыгрывать этому дерьму. Потому что последняя ее попытка стать матерью закончилась двухмесячным профилакторием, где ее буквально напичкали транквилизаторами и успокоительными, иначе она просто не воспринимала окружающий мир.
— Ир, ты правда думаешь, что сможешь выносить?
— Умеешь ты вдохновить, — болезненно смеется она.
— Я не собираюсь вдохновлять тебя на глупости, — резко рублю с плеча. — Если ты пришла искать поддержку в очередном издевательстве над собой — ты ошиблась адресом.
Она мне дорога. Не как женщина, которую люблю, и даже не как сестра моей погибшей жены. Просто как человек, с которым мы через многое прошли
— Мне нужен ребенок, — с надорванным вздохом, совсем не приукрашая тяжелые болезненные эмоции, говорит Ирина. — Я не хочу жить сама. Не хочу возвращаться в квартиру, где нет никого. Не хочу быть одной из тех старух, которые даже на Новый год не ждут звонка.
— Усынови ребенка, — тут же предлагаю я. — Любого, Ир! Ты же общаешься с врачами, ты знаешь их чуть ли не по именам. Уверен, это не будет проблемой.
Понимаю, что это звучит ужасно, даже просто в моих мыслях, но, если бы это сделало ее счастливой — я бы купил ей младенца. Даже незаконным способом. Мало ли на рынке таких молодых мамаш, которые рожают в шестнадцать, но с подачи ушлых «бабушек» пристраивают младенцев в нуждающиеся руки. За баснословные суммы, само собой, но желающих достаточно.
— Мне не нужен чужой ребенок, Олег. — Ирина тоже переходит на резкий тон, хоть мы все еще гуляем вразвалочку, прогулочным шагом. — Я хочу своего. Считай, что эгоистка — мне все равно. Но я не смогу полюбить ребенка, в котором нет ни капли моей крови. Просто… не смогу.
Я словно одним махом возвращаюсь в прошлое.
Как будто это говорит не Ирина, а моя Аня — заплаканная, замученная, раздраженная, вывернутая нервами наружу. Сидит на кухне в обнимку с бутылкой коньяка, хоть ей категорически нельзя, напивается и плачет: «Я хочу нашего ребенка, Олег, твоего и моего, похожего на нас!»
Тогда была наша первая попытка ЭКО.
Мы были уверены, что все получится. Потому что оба хотели стать родителями и потому что, несмотря на диагноз, делали все, что говорили врачи — и их прогнозы были «положительными». Тогда я хватался за каждое слово надежды и помогал Ане держаться.
Потому что верил — для нас случится чудо.
Чуда не случилось.
Эмбрион прижился, но на шестой неделе беременности что-то пошло не так.
И Аня ушла в жесткий штопор.
Только тогда я понял, какую ошибку совершил, подпитывая ее надежду, не позаботившись даже о крохотном островке здравого смысла, за который она ухватилась бы, словно за плот, чтобы не утонуть в горе.
Через год и еще одну неудачную попытку ЭКО Аня согласилась на суррогатное материнство. И я согласился.
И в итоге это разрушило все.
Я понимаю, что молния не бьет дважды в одно место и что второй раз такого уже не случится, но во мне зудит проклятое беспокойство.
Видимо, слишком выразительно, раз Ирина вдруг говорит:
— То, что случилось у вас с Аней… Олег, ты знаешь, кем она была для меня — больше, чем сестрой. И ты знаешь, что не один горевал после той трагедии. Но это не повод закрыться от жизни и бояться каждого удара грома. Но я должна попробовать. Еще раз. Если бы Аня была жива — она бы меня поддержала.