Исповедь на краю
Шрифт:
– Масленников знает, что говорит. Я и сам об этом думал. Но тебе известно, сколько убийств после Марины Федоровой на нас повесили?.. Нет, мы, конечно, будем искать. Ты ему привет от меня передай. Может, зайдем когда-нибудь… Постой, а кто ему материалы показывал?
– Не знаю.
– Славка наверняка. Оборотень в погонах. Он любого больше уважает, чем непосредственного начальника.
– Паш, ты что! Он от тебя без ума. А Масленникову экспертизу показать – это же большая удача.
– Вам нужны удачи, а мне – показатели раскрываемости, – пригорюнился Павел.
– Да ладно тебе, Паш, пробьемся. Я тут повидался с одним персонажем. Гражданским мужем Веры Федоровой. Когда он с ней жил, то проявлялся как полный психопат, даже ножом угрожал.
– Ну?
– Сейчас он живет в своей квартире
– Понятно. Что еще?
– Хочу съездить в Тайнинское, к родителям Олега. Где-то по соседству с ними когда-то жила девушка, с которой Олег встречался. Близко встречался.
Светлана Белкина закрыла до блеска вымытые окна и принялась скоблить деревянные, белые от ежедневного мытья полы. Замочила в цинковом корыте белье, проверила запасы темного хозяйственного мыла и решила передохнуть. Больше всего на свете Светлана не любила перемен. В своем одиноком хозяйстве она все делала так, как ее учили бабушка и мать. Она не пользовалась современными моющими средствами, у нее не было бытовой техники, и любой ремонт в своей однокомнатной квартирке на первом этаже старого двухэтажного дома она делала сама с помощью молотка, топора, гвоздей и краски. Краска у нее была только белая. Ею выкрашены в квартире все стены, двери, подоконники, два стола, шкаф и металлическая кровать. На окнах белоснежные занавески, на кровати белоснежные наволочки и тонкое белое покрывало. Лишь два ярких пятна странно оттеняли всю эту стерильность: шелковый оранжевый абажур в комнате и красный пластмассовый плафон на кухне. Светлана, конечно, не думала о том, что ее бедное жилье выглядит стильно. Ей просто так нравилось. Она целый день подтирала пылинки, пятнышки, по вечерам уходила мыть полы в школе и соседнем многоэтажном доме, а когда возвращалась, снимала у порога старые ботинки и рабочую одежду, складывала все в пластиковый мешок, долго мылась под душем, брала с полки в ванной хрустящую от крахмала и выглаженную ночную сорочку, надевала ее и шлепала босыми ногами по чистому полу в кухню пить чай. И когда она ставила на огонь белоснежный чайник, раскладывала на тарелке свое любимое печенье «Арлекин» и «Мальвина», ей казалось, что в ее жизни есть счастье. Неброское, незавидное, но свое. Лишь по ночам вдруг, как шторм на море, надвигалась тоска. Светлана вспоминала свои потери, свое горе, свои обиды, изо всех сил старалась заплакать, но не могла. Никогда не могла. Она зажигала лампу под оранжевым абажуром и смотрела на него до тех пор, пока ресницы не начинали слипаться. И пока летел к ней с этого абажура первый сладкий сон, она всегда успевала сформулировать свою мечту: возьму котенка. Белого пушистого котенка. Но на следующий день это так и оставалось мечтой. Светлана боялась любых перемен. Когда в дверь постучали, она вздрогнула: к ней очень редко заходили. Одернула старенькое ситцевое платье, открыла дверь и увидела совершенно незнакомого молодого человека. Высокого, сероглазого, с мягкой, виноватой и располагающей улыбкой.
– Светлана Викторовна Белкина? Извините, вы меня не знаете. Я – Сергей Кольцов, частный детектив.
Володя Пантелеев три часа сидел в своем стареньком «Москвиче» на Красноармейской улице, у дома, где жил Андрей Ильич Панин. Володе удалось ненавязчиво получить у консьержки информацию о том, что Панин сегодня еще не выходил из квартиры. Совсем не ранняя пташка. Володя несколько раз покурил, прочитал две газеты и вышел попросить у консьержки кипяток: у него был растворимый кофе. Но тут дверь подъезда открылась и появился невысокий пожилой человек в коричневой дубленке и норковой ушанке. Володя взглянул на фотографию, добытую в паспортном столе, и бросился к машине. Красный «жигуленок» Панина выехал на Ленинградку и направился к центру. Неопределенного цвета «Москвич» уютно пристроился за ним.
Сандра вошла в детскую поликлинику № 87 и нерешительно огляделась.
– Кто последний с грудничками?
– Мы, – весело ответила толстушка, облепленная детьми со всех сторон.
– Да вы,
– Это эскорт, – объяснила словоохотливая толстуха. – К врачу вот эта дама. – Она вынула из коляски крошечную девочку в ползунках, которая удивленно таращила голубые глаза. – Это наша Машенька-замарашенька. А вы своего на улице, что ли, оставили? Я никогда этого не делаю.
– Да нет. Я просто пришла посмотреть, нет ли тут очереди. Мой немножко сопливит, я не рискнула его сразу тащить. Может, домой врача вызову. – Сандра села поближе к многодетной мамаше и заговорила почти шепотом: – Я вообще-то узнать хочу, какие здесь врачи. Мы только переехали из другого района. К детским врачам ведь привыкаешь. Хорошо, когда они знают ребенка с рождения, у них ответственность появляется. А к новеньким, мне кажется, они не так внимательны.
– Ну что вы. Все от человека зависит. Здесь очень хорошие доктора. Вот Алиску наблюдают с рождения, а Максим у нас приемный, мы его вообще из Киргизии привезли. И отношение к нему все годы исключительное. Машку Татьяна Ивановна – врач – вообще обожает. У меня близнецы должны были родиться: мальчик и девочка. Но мальчик умер во время родов, а Машку долго выхаживали в больнице. Дома она только в два месяца появилась. Вот с тех пор и ходим сюда на прием. И все у нас хорошо.
– Как у вас интересно. Просто молодцы. Теперь я с детьми знакома. А вас как зовут?
– Оля. А вас?
– Меня Лиза. А сына Артур. Ему шесть месяцев. Машеньке тоже столько, наверное?
– Скоро семь.
– Очень хорошенькая. У тебя, Оля, все дети красивые. А я пока ничего не решила.
– Знаешь, что я тебе посоветую? Сегодня уже поздно. Пока ты за ребенком пойдешь, прием закончится. Приходи завтра. Мы тоже с утра будем. Прямо к девяти. Машеньке нужно прививку от гриппа сделать, а Максим с Алисой к зубному записаны. Так что мы здесь надолго. Приходи. Познакомим Машку с женихом.
– Правильно. Я так и сделаю. Ой, как я рада, что с вами познакомилась.
– Не знала я, что у него такое несчастье. – Светлана сидела неподвижно, ее руки, лежавшие на коленях, не шелохнулись, лишь между тонкими бровями появились две глубокие вертикальные морщины. – Я давно о нем ничего не слышала. Не пойму, почему вы ко мне приехали? Что узнать хотите?
– Это обычная практика. Мы встречаемся с людьми, которые имеют или имели отношение к семье, в которой произошло преступление. Никогда не знаешь, какая информация окажется полезной. Вот и вам я просто хочу задать несколько вопросов. Если вы не возражаете, конечно.
– Ну почему. Задавайте. Но вы сразу поймете, как мало мне известно.
Сергей с интересом смотрел на сидящую перед ним Светлану. Бледную, но отнюдь не бесцветную женщину в белом интерьере. Трудно сказать, сколько ей лет, какая у нее профессия, есть ли у нее семья, но совершенно очевидно, что она откроется, только если сама этого захочет. Лицо замкнутое и в то же время страстное. Умный лоб, глубокие темные глаза, изящный рисунок рта. Негустые волосы, расчесанные на прямой пробор, наполовину седые, от носа к углам рта пролегли почти старушечьи складки, но женщина не кажется старой. Сергею на ум пришло другое слово: смиренная. Смирившаяся со своей судьбой.
– Вы долго встречались с Олегом?
– Мы с ним жили пять лет. Как муж и жена. Вот в этой квартире. Все вместе жили. Бабушка, мама, я и он. Он, правда, все больше в отъезде был. Он дальнобойщиком работал.
– Почему вы расстались?
– Он в Москву уехал. Говорил, снимет квартиру, устроится на работу и меня заберет.
– Не забрал?
– Он приехал за мной. Только изменилось у нас все. Стали говорить, что у него есть женщина, кажется, в Александрове. Будто она беременная. Я у него спросила. До сих пор помню, что он сказал. «Я по полгода в поездках. Ты что думаешь, у меня бл…й не было?» А у меня самой четвертый месяц. Сказать ему собиралась. Но после его слов что-то оборвалось во мне. Думаю, когда-то он про меня так скажет. О моем ребенке. Ну и пошла на аборт. Чуть не померла. Два месяца в больнице лежала. Он один раз пришел, а я попросила его не пускать. Так все и кончилось.