Исповедь Плейбоя
Шрифт:
Эвелина аккуратно вытаскивает пару шпилек, снимает резинку и встряхивает руками чистую платину волос.
Белое и черное. Определенно ее цвета.
Я просто хочу ее трахнуть. Как и в прошлые разы, когда эта потребность была за пределами границ самоконтроля и понимания.
Эвелина продолжает заниматься, а я, прячась под зонтом, много и медленно курю.
Она выходит не в шесть тридцать, а в семь, но мы все равно никуда не опоздаем. Я иду ей навстречу, чтобы
— Вот, - достает из сумки внушительных размеров коробку, перевязанную простой лентой. – Это тебе.
— Открой, руки заняты.
Она как будто даже рада, потому что забрасывает все вещи на заднее сиденье и через мгновение подносит к моему лицу ту самую ракушку с фотографии.
— Думал, она будет меньше, - говорю я, просто чтобы не стоять истуканом.
Эвелина становится на носочки, крепко сжимает в кулаке толстовку у меня на груди и подносит ракушку к моему уху.
Слишком, блядь, близко. Не ракушка, а вот эта дымная абсентовая фея. Не выдерживает мой прямой откровенный взгляд глаза в глаза, прячется за серебром ресниц, но все-таки подается навстречу. Тягучая и почти прозрачная, как липовый мед, который хочется слизать кончиком языка. И, хоть я не верю в эту чушь, внутри раковины громко шелестит прибой, и каждая волна выбрасывает на берег осколки того немногого, что осталось от слова «дружба с бриллиантовой девочкой».
Я правда старался.
И я правда ее боюсь, потому что Эвелина – безупречный шифр Энигмы, и как бы я не старался, мне ни за что ее не разгадать и не взломать даже за миллиард лет.
— Поехали, Снежная королева, - тороплю я, отстраняясь. – Неприлично приходить на фильмы ужасов, когда уже пустили первую кровь и развесили кишки на оленьих рогах.
— Фильм ужасов? – Она морщит нос.
— Настроение хуевое, а ты в следующий раз конкретизируй, на что именно хотела сходить.
Фраза зависает в воздухе зудящим роем мошкары. Я сказал: «В следующий раз»? Похоже на то.
— Тогда нужно брать сладкий попкорн, - заключает Эвелина и я понятия не имею, где тут связь.
Мы успеваем даже на первые трейлеры перед началом показа: заваливаемся в почти битком набитый зал с двумя большими ведерками попкорна и поллитровыми стаканчиками с «Пепси». И мы единственные в зале, кто почти в голосину смеется над нелепой расчлененкой.
А потом, когда события на экране перестают хромать на обе ноги и даже начинает вырисовываться связный сюжет, я чувствую, как Эвелина прижимается ко мне и роняет голову на мое плечо.
Под таким углом ее кожа выглядит почти прозрачной, а губы – бескровными, как у призрака эльфийской ведьмы.
Она немного отводит голову, устраиваясь поудобнее, вздыхает, и я в последний момент успеваю поймать стаканчик, выползающий из ее расслабленных
Эвелина крепко и безмятежно спит.
****
Мне немного не по себе, потому что, несмотря на весь мой богатый опыт общения с женщинами, я понятия не имею, хорошо это или плохо, когда одна из них засыпает на ужастик, от которых весь остальной зал то судорожно вздыхает, что громко выдыхает. На парочке острых моментов над головами проносится громкое «блядь!». Но Эвелина продолжает спать, и с каждой минутой ее лицо становится все более умиротворенным. Она как будто цветок с той каменной планеты из мультика про Алису: медленно теряет свои зеркальные пленки, показывая то, что под ними скрыто. Фильм идет чуть больше двух часов и до конца сеанса Снежная королева становится похожа на девчонку, которой не так уж много лет, и которая вряд ли до конца понимает саму себя. В серой темноте зала я вижу то, чего никогда не видел раньше и о существовании чего не подозревал: беззащитность. Как будто и напускная загадочность, и показушное бесстрашие – это только зеркальные слои, под которыми она прячет хрупкий стержень, способный сломаться от любого неосторожного слова. И делает это так мастерски, что даже я не смог увидеть.
Возможно потому, что уже ломалась?
События фильма проносятся сквозь меня пустыми, залитыми бутафорской кровью и сломанными манекенами картинками, потому что единственное настоящее спокойно спит у меня на плече. Настолько безмятежно, что я всерьез подумываю о том, чтобы остаться на следующий сеанс. Но, когда на экране разыгрывается трагедия финальных кадров, Эвелина вздрагивает и резко распрямляется, словно сорванная с крючка пружина. Несколько секунд просто хлопает глазами, и я молча протягиваю ей стаканчик с «Пепси». Она берет сразу двумя руками, как ребенок, жадно тянет из трубочки и только потом с облегчением выдыхает. Поворачивается ко мне, и я еще несколько секунд наслаждаюсь зрелищем под названием «Обнаженная Эвелина».
— Прости, - говорит она, влезая в свой стеклянный панцирь. – Кино скучное.
— Или плечо удобное, - улыбаюсь я.
Улыбаюсь искренне, впервые за все наше идиотское знакомство и непонятные встречи. Почему-то хочется увидеть то же самое в ответ, но Эвелина только сильнее хмурится и рывком поднимается с места, потому что уже пошли титры и в зале загорелся свет. Она бросает в контейнер для мусора свое почти нетронутое ведерко с попкорном и ускоряется, на ходу пряча руки в рукава пальто. Просто иду следом, но нас разрезает громкая толпа детворы, которая как раз валит из соседнего зала.
Когда выхожу на улицу, Эвелины уже нигде нет. Ее сумка так и лежит на заднем сиденье «Ровера».
Испуганная Ничейная кошка сбежала гулять сама по себе.
Я жду ее еще примерно полчаса: стою возле машины и без интереса листаю телефон, но она так и не возвращается.
По пути домой заезжаю в зоомагазин, чтобы купить новую порцию витаминов и еду для Кота. Когда переступаю порог – он уже идет навстречу и тычется мордой в ногу. Даже не мяукает, просто на свой кошачий манер говорит, что ждал, и дело совсем не в полных руках угощений для него.