Исповедь пофигиста
Шрифт:
А если выиграю, пусть их Папа Васильев станет Фишером и приедет в Бад Пюрмонт на каникулы. Пусть глянет, сколько у него здесь однофамильцев. Да не Васильевых… Нет, лучше все-таки проиграть. На фиг он здесь нужен…
Что такое оказаться в Киеве без бандитов, я понял, когда уезжал. У немецкого посольства дойчи поставили такой супервагончик, и там консул Шац из Восточной Германии выдавал евреям анкеты. Но не сразу, сначала нужно было занять очередь и через два месяца приехать за анкетой, еще через два года нужно было сдать анкету заполненной. А потом неизвестно сколько ждать приглашения на ПМЖ.
Но на этот раз все было очень круто. Заполнить анкеты вместе с евреями захотели все братские народы бывшего СССР. И антисемиты — в первую очередь. Они тоже прочитали себя по слогам, обнаружили еврейские корни, и около вагончика столпилась такая офигенная очередища! Некоторые евреи с тревогой спрашивали друг друга:
— Простите, вы тоже еврей? Вы знаете, и я тоже! А эти… все — тоже евреи?
На что некоторые евреи испуганно отвечали:
— Подумаешь! Сейчас все хотят стать евреями. Недавно меня один шахтер спросил: и дэ ты бул, колы тут нимци булы? А счас, смотрю, и он в очереди!
Кто-то лез со своими еврейскими шуточками:
— А если им всем предложить обрезаться, прямо тут, у вагончика? Вот будет хохма!
А некоторые печально вздыхали:
— Послушайте, так нам никогда не попасть в Германию. Попадут те, кто первый в очереди. А когда евреи были первыми за чем-то?
И только я, Рыжий, не вздыхал и не бежал быть первым в очереди. Я позвонил одному молодому козлу Коле, который, как бы по поручению немецкого консульства, эту очередь делал. С желающих все же уехать, а не просто потусоваться в очереди Коля брал всего пятнадцать баксов. Но те, кто ему платил, входили в вагончик первыми, а те, кто не платил, иногда не входили вообще. Я пригляделся к этой структуре и решил все же уехать.
— Вы — Коля! — поприветствовал я Колю по телефону. — Я плачу пятнадцать баксов наличкой. О’кей?
— Не о’кей! — проблеял Коля.
— Понял. Плачу двадцать, но ты мне сам вынесешь анкету из вагончика.
— Не вынесу! — буркнул Коля. — Вы все козлы!
— Не спорю, — сказал я. — Мы все козлы, и ты первый. Дай, козел, анкету козлу за двадцать пять баксов.
— Все — козлы! — не сдавался Коля. — Кто сказал послу, что в очереди орудует украинская мафия? Ладно бы русские или там украинцы — младенцы… но вы-то древние… Вот теперь сам Шац лично будет строить вас и заводить в вагончик… бесплатно, а я умываю руки.
Блин! И как же теперь без бандитов? Не могли подождать моего отъезда.
Чтобы получить анкету, пришлось самому взяться за очередь, совершенно бескорыстно, за интерес, за мой, блин, интерес. За ночь составил список, каждому дураку показал его место, вверху списка крупно написал «Лукацкий». Не первая фамилия в списке, но чтоб знали. И подал Шацу.
— Ви кто такой? — очень по-русски заорал Шац. — Ви есть Колья? Посол запретил списки евреев. Только живой очередь. И только настоящий еврей.
— Я — настоящий еврей, господин Шац, сибирский. Показать? За остальных не ручаюсь. Но очередь живая. Вы не верите?
— Лукацкий!
— Так, это я…
— Попкин!
— Есть Попкин!
— Альперович!
— Тут!
— Живая
Но Шац порвал мои списки, смешал на хрен все языки и народы и кинул их в урну рядом с вагончиком.
Анкету я таки получил, но последним. Заполнил и сдал. Какие мои годы? За месяц до отъезда перешел на нелегальное положение. Андрюхе тогда стало не до меня: Папа навесил на него восемьдесят тыщ. У меня тоже бабок не было, но был друг Витька. Он и купил мне билет на поезд до Берлина, его мать наделала котлет, и я в чем был, прямо из-под «ифы», с восемнадцатью марками и десятью долларами, с буханкой черного хлеба в сумке, с полпалкой колбасы и этими котлетами сел в поезд.
До Бреста меня никто не имел. Ну, едет какой-то рыжий бомж до границы на ПМЖ и едет, с билетом и со своей жратвой. Все путем.
В Бресте я прошел паспортный контроль. Пограничник в будке долго читал мой паспорт.
— Вам перевести? — спросил я.
— Не-е-е… надо! — ответил он и свалился под стойку. Там он начал что-то перемешивать, отвратительно булькать и позванивать. Подымаясь, он уронил под стойку фуражку и, нагнувшись за ней, снова булькал и позванивал. Потом к нему приползли еще два мента, и они стали там под стойкой звенеть и булькать вместе. Наконец погранец прочитал мою фамилию и вернул мне паспорт.
— Счастливого прибытия на родину!
— На какую? — спросил я.
— На любую!
И вот я на таможне. На та-мож-не! Это ж уже почти заграница! Я расслабился, со мной это бывает, все-таки полжизни за рулем.
— На ПМЖ? И шо везем?
— Так видно же, что сумку. Ну, восемнадцать марок и десять долларов. Да, еще полпалки колбасы вареной. А котлеты я уже съел. А шо, нельзя?
— А дэ ж инши вэщи?
— Командир! Ну ты же видишь, что и все остальные вещи тут же, рядом с сумкой.
Прошмонали сумку.
— А дэ ж валюта? У дэкларацию можна занэсты тилькы пятьсот долларив.
— А у меня нет п’ятьсот долларив. Почему мне их не выдали вместе с декларацией?
— Допустим. А чому вы вывозытэ из дэржавы национальну валюту? Вот… раз, п’ять… аж тридцать три купона, не отмеченных в дэкларации.
— Командир! Ну где ты видишь тут валюту? А куда мне девать эти купоны, если остались?
— Виддайте их, напрыклад, мэни, я пэрэдам государству. А вывоз капиталив на Запад запрыщен.
— Так, командир. Отставить — государству! Бери их себе на память, кушай на здоровье, дорогой!
— Как же вы уезжаете назовсим без вещей и грошэй?
— А так, сдуру, взял и уехал. Там меня уже ждут, в лагере. Все за счет государства: баланда, роба, прогулки. Не веришь?
— Да! Там и в лагере хорошо!
Глава вторая
Короче, я в Берлине. В поезде мне все бандиты мерещились: то Андрюха с телками, то Завадский с «БМВ». Я еще все время спрашивал молодюсеньких проводничек-украиночек: какие новости из Киева? Вдруг там переворот или внеочередные выборы коммуняк. Тогда — труба! Украинцы сразу закроют границу с Польшей, Польша — с Украиной, а Германия — и с Польшей, и с Украиной, и с Россией, и с Казахстаном, чтоб наверняка. И я останусь на ПМЖ на нейтральной полосе. Хорошенькое дельце!