Исповедь пофигиста
Шрифт:
— Болтай! Я еврей и тем горжусь! Ну, выполз я оттуда на солнышко. Да чего там смотреть? А тут меня обступили какие-то работяги, черт их знает, откуда они там взялись. Специально из поселка прибежали пожаловаться. Это раньше приезжаешь от лица горкома или обкома, так тебя и встречают, как путевого, а теперь — тьфу! А рабочие наступают на меня, вопят:
— Они специально рудник разоряют, людей поувольняли. Мол, что тут осталось? Дырка с камнями. Грош, мол, цена.
— Дыректор за тем и в Москву мотанулся, скажэт там дуракам в мыныстерстве, что тут ловить некого,
— Сволочи! Россию прода-а-ют по дешевке и тут же по дешевке покупают!
— Ладно, — говорю, — мужики, я ваше горе разделяю и в Питере о вас похлопочу, по радио. А там, как слово мое отзовется, — не знаю.
Приехал я в Питер. Ну что, думаю, расскажу все как есть, все же сенсация: третий в мире — и вдруг по дешевке, хотя для России сенсация так себе… Сел писать… когда — раз! — меня к телефону, Урал на проводе:
— Але! Мне Кузькина. Вы Кузькин? Очень хорошо. Просто здорово, до чего хорошо! Это — директор «Южного». Да вот, только что приехал из Москвы, а мои парни мне докладывают: был-де журналист из Питера, никуда не пускали, согласно вашему приказу. Я говорю: придурки вы без паспорта, руководители позорные! Человек из столицы по нашим же бедам приехал, может, помочь нам хотел. О чем он там теперь напишет? Что хорошего о нас скажет, кроме плохого?
Словом, так. Вы там еще ничего не наговорили? Тогда срочно прошу вас снова приехать к нам на Урал за мой счет, за счет рудника. Я вам все покажу. Лично! Не пожалеете!
— Короче, — говорю, — Кузькин, твою мать! Поехал ты на Урал или сел на жопу писать свою долбаную сенсацию? Только короче!
— Конечно, поехал. Люди же зовут во всем разобраться. Чего-то, говорят, я там еще не видел — интересно же, чего…
Теперь меня уже в аэропорту сам директор встречал на своем джипе «фронтера». Доплыли до рудника без трактора, на карьер и заходить не стали. Директор сразу сказал:
— Так, это вы уже видели. Докладываю: вопрос с министерством решен положительно, ничего топить не будем — будет Россия с пьезокварцем или заграница, кто больше заплатит, тот и будет. Теперь это — приват.
По цехам меня провел: там действительно темно и козлом воняет, как в пустыне ночью.
— Теперь развернемся, — заверил директор. — Можете говорить смело: рудник «Южный» в надежных руках. Но это еще не все!
Подарили мне какой-то огромный булыжник-сувенир, которому, как говорится, цены нет. А потом в конторе был такой балдеж! Я в столице такого не видел, не приглашали на такой. Какая рыбка! Прямо из карьера выловленная. Хо-хо! Все меня поздравляли, а зам лично обозвал себя раздолбаем за свою ошибку. Директор только подкладывал мне то один диковинный кусок, то другой и повторял:
— А это вы уже видели? А это? Нет, вы ничего еще здесь не видели!
А под конец попросили у меня мой портфель, фокус показать. Через десять минут приносят назад. Я хочу его поднять — а хрен, тяжело! Гляжу на директора, а он смеется:
— Да вы не беспокойтесь! До самого
— А как же, — говорю, — режимные отделы?
— А их уже тоже нет, и гостайн нет, а есть коммерческие секреты. Но их у нас по-другому охраняют, сами знаете как.
Я открываю портфель (я же журналист, мне любопытно), а в нем три бутылки в ряд: дорогой коньяк в трех видах. И конвертик без марки, а в конвертике двести долларов, как одна копейка!
— Я заказываю вам блестящий репортаж о нашем руднике, — серьезно говорит директор. — Блестящий, как наш пьезокварц. Лады? Не без критики прошлого, но и не без светлой перспективы будущего. Я думаю, вы ее уже почувствовали? Выпьем, господа, за этот блестящий репортаж и его автора! Ваше здоровье, господин Кузькин!
Глава десятая
Только проводил еврея Кузькина… еще не успел закрыть как следует глаза… еврей Сидоркин в открытую дверь ломится. Ну, полковник же, привык в армии двери ногами пинать. У меня она, зараза, «на себя» открывалась, а он ее пинает и пинает:
— Лукацкий! Открой!
— Да открыта же, товарищ полковник! Че вы там долбитесь? Снимите с петель, и все дела!
Наконец он ее начал раскачивать туда-сюда, так и открыл.
— Чего ты запираешься с утра пораньше? Я к тебе по делу, хочу посоветоваться: у нас тут одни кретины собрались, ты один неизвестно кто.
— А ты — известно?
— Конечно, известно. Докладываю: я заместитель генерального директора концерна «Алданзолото».
— Погодь, блин, погодь, я думать буду. Ты москвич?
— Так точно, москвич, и концерн наш московский.
— Не понял. А где вы добывали золото? В Москве?
— Объясняю! Золото добывается на Алдане, но для Москвы. Ты не спрашивай без команды! Тут такие дела. Нас вечно немцы бесплатно кормить-поить не будут? Так точно, не будут. Значит, когда-нибудь работать придется. По этому поводу у меня есть идея.
Я в Москве был большим начальником, на «ситроене» по Калининскому проспекту на скорости сто двадцать километров в час гонял и ни один мент не успевал остановить. Значит, уважал! Но и работал я много. Перед самым отъездом на ПМЖ заработал себе инфаркт, а тут уже в аэропорт ехать надо. «Скорая» кричит:
— Куда вы с инфарктом поедете?
— Умру, — шепчу, — а поеду. Я службу знаю, у меня виза горит.
— Умереть и здесь можно. Все же на родине.
— Отставить, — командую, — шуточки! Везите в аэропорт, в Германии отлежусь.
Вчера пошел в праксис подтверждать инфаркт. Врач там, немец, Цырли или Мырли зовут, знаешь, сделал рентген, снял кардиограмму и говорит (мне перевели):
— Херр Сидоркин, у вас нет инфаркта. Нет и не было.
— То есть как это, — возмущаюсь, — нет? Русские врачи нашли у меня обширный инфаркт. Куда ж он девался? За границей остался?
А он, гад, смеется:
— Русский инфаркт — не мой профиль.
— Я, — говорю ему, — буду жаловаться в вышестоящие инстанции! Я, блин, русский офицер, я, блин, честь имею!