Исповедь послушницы (сборник)
Шрифт:
С помощью всего этого мапуче надеялись победить бледнолицых, даже если тех будет так много, как деревьев в лесу.
Сейчас Мануэль стоял возле входа в дом, где рожала Паола, рядом с взволнованным Ниолом и нетерпеливой Эвитой.
– Я был скверным отцом, так, может, из меня получится хороший дед? – вздохнув, сказал мужчина и тут же услышал презрительную реплику:
– Сомневаюсь!
Из дома вышла Хелки с младенцем на руках и протянула его Ниолу.
– Мальчик! Твой сын!
Все столпились вокруг, разглядывая крохотное личико, скривившееся в первом
– Можно к Паоле?
– Иди, – сказала Хелки, снова взяла ребенка и, с любовью глядя на него, промолвила: – Многие спрашивали меня, зачем я провела столько лет вдали от родины и вынесла все, что мне пришлось вынести. Теперь я могу ответить: ради этого момента.
– Его могло не быть, – заметил Мануэль.
– Но он наступил, значит, я жила и живу не напрасно.
Послесловие
В 80-е годы XVI века мапуче (арауканы) одержали ряд решающих побед над испанскими войсками и постепенно добились полной независимости. В настоящее время представители этого гордого племени проживают в Араукании, исторической области, расположенной на территории Чили, и в Аргентине.
Мориски были окончательно изгнаны из Испании в 1610 году. Большинство из них переселилось в Северную Африку.
Указ о безоговорочном упразднении испанской инквизиции был подписан в Мадриде 15 июля 1834 года.
Одним из последствий завоевания европейцами земель Нового Света стало расовое смешение, во многом определившее развитие и облик латиноамериканского континента.
Исповедь послушницы
Пролог
Катарина проснулась среди ночи и сразу вспомнила, где находится. Не далее как вчера состоятельный голландский купец Пауль Торн отдал свою десятилетнюю дочь на воспитание в католический монастырь.
Унылая спальня с каменными стенами, забранными решетками окнами и рядами железных кроватей была залита лунным светом. Катарина боялась распрямить затекшие ноги; она не решалась заплакать и едва осмеливалась дышать. Ей мучительно хотелось дождаться утра, и она напряженно и неподвижно лежала, глядя на растекавшиеся по полу лужицы серебряного света.
Едва горизонт начал бледнеть, раздался резкий звук колокола, затем в спальню вошла монахиня и тихим, но твердым голосом велела воспитанницам подниматься. Девочки зашевелились и встали с кроватей. Разного возраста и роста, в одинаковых длинных полотняных рубашках, с распущенными по плечам волосами. Многие с любопытством поглядывали на новенькую, но никто не произнес ни слова. Подражая остальным, Катарина натянула длинное платье из плотной саржи и подпоясалась толстой крученой веревкой. Девочка не привыкла причесываться сама, вдобавок у нее не было гребня, потому она кое-как заплела
Они шли по широкой галерее, и Катарина с грустью смотрела на плывущую над горизонтом гряду багряных облаков и медленно поднимавшийся ввысь огненный шар солнца. Мир не изменился – поменялось ее место в этом мире!
Собор возвышался над обителью, словно огромный утес; первое, что увидела Катарина, вступив в его пределы, была фигура Христа на большом кресте. Повинуясь приказу монахини, девочка опустилась на холодный каменный пол и, стоя на коленях, вполголоса повторяла слова, смысл которых не понимала. Ей очень хотелось услышать биение родного сердца, ощутить теплоту прикосновения любящей руки, однако кругом были чужие люди, и она не знала, чего они от нее хотят, как не ведала, почему она здесь очутилась.
Когда раздалось ангельски чистое, возвышенное, светлое пение хора, по телу Катарины Торн пробежала трепетная волна; ее охватил прилив веры в невозможное, в то, что отец внезапно вернется и заберет ее домой. Она не знала, что пройдет шесть долгих лет, прежде чем в ее жизни начнет что-то меняться, и эти годы будут наполнены мучительным терпением, молчаливым упорством, тайным ожиданием и… несбыточными мечтами.
Часть первая
Глава I
Отец Рамон, двадцатишестилетний священник, стоял перед креслом, в котором сидела его мать, сеньора Хинеса Монкада, и делал вид, что слушает ее пространную речь.
Супруг сеньоры Хинесы исчез в неизвестном направлении, когда Рамон еще не появился на свет, и с тех пор она посвятила себя воспитанию сына. После смерти родителей сеньора Хинеса получила небольшое наследство, и они с Рамоном не бедствовали – в основном благодаря ее разумности, практичности в делах и строжайшей экономии.
Они жили в двухэтажном каменном доме с внутренним двориком и длинным железным балконом. Чисто выбеленная комната сеньоры Хинесы была увешана картинами религиозного содержания и заставлена этажерками, сундуками и бюро с выдвижными ящичками, где, как подозревал Рамон, хранились всякие ненужные мелочи. Они никогда не принимали гостей; в доме была только одна служанка, которую сеньора Хинеса изводила подозрениями и придирками. Рамон привык видеть мать сидящей за большим столом темного дерева и методично листающей хозяйственную книгу.
Однажды, уже будучи взрослым, он спросил об отце. Сеньора Хинеса пришла в страшное возбуждение, вскочила с кресла и принялась ходить по комнате.
– Он был никчемным человеком, он не верил в Бога, он уехал, ничего не сказав, и забрал с собой железный сундучок, в котором хранилась родовая грамота, подтверждающая дворянство, грамота, которая должна была достаться тебе! – сказала она.
– И он ни разу не вспомнил о нас и даже не поинтересовался, как живет его сын?
– Он не знал о том, что ты должен появиться на свет, – нехотя призналась женщина.