Исповедь самоубийцы
Шрифт:
Васятка даже задохнулся от счастья — шеф перед ним хоть чуточку раскрылся!
Однако Азиз быстро спустил его с заоблачных высот на грешную землю.
— В общем, смотри, Васятка: к моему возвращению чтобы все было сделано, — поторопил он.
И решительно поднялся с нар.
…Когда за Азизом захлопнулась дверь, Васятка приподнялся, отыскал глазами Ленивца — наркомана, который сидел, забившись в угол, обхватив руками колени.
Между тем Молчун — тот самый подручный Александра Борисовича Колесова, который попался на том, что снимал
— Слышь, Молчун…
Евгений поднял глаза. Ленивец болезненно морщился, подергивался весь… Круги вокруг глаз… Приближается «ломка» — опытно определил Евгений.
— Слушай, Молчун, дай мне пару «колес»!
Евгений брезгливо отдернулся. Этого еще не хватало — чтобы наркоманы у него помощи просили!
— Нету у меня!
Ленивец не отставал:
— Ну достань у кого-нибудь, Молчун! Только-то мне и нужно — пара «колес»… Ну купи, выменяй… Слышь, Молчун? Мне ведь нужно — как ты не понимаешь?
Вот ведь прицепился, как репей к собачьему хвосту!
— А мне по фигу твои проблемы! — грубо оборвал его Евгений. — Чего ты ко мне пристал?
Он прекрасно понимал, что едва настанет ночь, за него возьмутся вплотную. Если уголовники узнают, кто он такой, вчерашнему «оперу» несдобровать. А тюремная почта работает исправно, надо отдать должное. Впрочем, даже если и не узнают, это ему мало чем поможет. Братва четко распознает чужаков, так что «воспитывать» его начнут нынешней же ночью.
Евгений немало был наслышан, как поступают в камерах с такими, как он. Если бы было у него хоть немного времени на подготовку, узнал бы, кто тут «смотрящий», кому надо поклониться… Но он ничего и никого не знал! Да и разве возможно без должного опыта сыграть, изобразить из себя личность, значимую в криминальном мире?..
Нет, одна надежда: что Колесов не бросит его без помощи. Хоть бы в одиночную камеру перевели!
— Но мне ведь надо, — продолжал скулить Ленивец. — Помоги — и я тогда тебя не трону. Мне надо…
— Пошел ты к растакой-то матери! — взъярился Евгений. — Достал уже!
Ленивец осекся на полуслове. Даже дергаться на время перестал.
— Ну ладно, Молчун, — сказал он тихо. — Я ведь тебе помочь хотел…
— Помочь? Это ты, дерьмо пронаркоманенное, мне хочешь помочь? Пошел прочь!
Евгений демонстративно отвернулся от Ленивца и замер, по-прежнему сидя на корточках у самой двери. То, что к нему для начала подослали этого наркомана, свидетельствует, что братва его просто-напросто прощупывает. Теперь следует ожидать визита кого посолиднее. И от того уже не отделаешься так просто.
Нет, его вызовут, его обязательно вызовут, его обязательно должны вызвать. Потому что оставаться на ночь с этим
Он не видел, как Ленивец оглянулся. Ему не дано было увидеть, как тот наткнулся глазами на горящий взгляд Васятки. Тот махнул нетерпеливо из угла: чего, мол, там возишься, кончай его. А сам нервно облизывал сухим языком потрескавшиеся губы.
Ленивец почувствовал, как по телу прокатилась волна — предварительный сигнал приближающейся «ломки». Двадцать «колес»… Это целая неделя… Даже больше! Это больше недели спокойной жизни, когда не придется плакать и унижаться перед каждым!
Ленивец извлек заточку и, коротко замахнувшись, неумело ткнул ею сверху вниз в шею сидевшему на корточках человеку. Потянул заостренную арматуру на себя и ткнул еще раз. Это движение не укрылось от глаз сокармеников. По помещению мгновенно прокатился шум, который сменился тишиной. А Молчун в это время, напротив, закричал от боли и, схватившись за рану, повернулся к убийце лицом.
— Я же у тебя просил… просил… просил!..
Наркоман, свирепея от ужаса, от содеянного, от вида крови, которая толчками пробивалась сквозь пальцы Молчуна, с каждым словом ударял и ударял его мокрой, липкой заточкой по лицу, по глазам, по шее… Тот пытался уклониться, защититься, но было уже поздно.
8
— Что ж, если вы так настаиваете… — он слегка пожал плечами. — Я из военных, Виолетта Сергеевна.
Признаюсь, не удержалась, поджала губу.
— Вот как? Человек, который присягал защищать Родину, служит человеку, — я запнулась, подбирая слова, — который, насколько я могу судить, далеко не всегда действует в интересах своего народа, своей страны… Я не права?
— У меня есть жена и двое детей, — после паузы произнес Петр Васильевич. — И я, мужчина, должен их обеспечивать всем необходимым… Я ответил на ваш вопрос?
— И все же, Петр Васильевич, я не сомневаюсь, что вы знаете, чем конкретно занимается ваш патрон. И вы, если разобраться, сейчас действуете в ущерб народу, ради которого вы служили. Разве не так?
Лицо у Мезенцева закаменело. Однако он не сорвался, не повысил голос, не вспылил, чего, по большому счету, можно было ожидать.
— Но ведь и вы тоже сюда же пришли… — очень мягко и вкрадчиво заметил Мезенцев. — Вас ведь тоже чем-то соблазнили, что вы поступились принципами…
Я высокомерно усмехнулась. Чувствовала, что в этом вопросе я выше его.
— Да, — согласно кивнула, — меня тоже соблазнили. Но только у нас с вами принципиально различное положение. Я у Вячеслава Михайловича работаю единоразово, а вы постоянно. Я согласилась на работу, не зная, чем вы все тут занимаетесь. Кроме того, я смогу потом рассказать о нем все, что сочту нужным, а вы так и будете ходить у него в холуях.
Петр Васильевич поднялся с кресла.
— Если вас не затруднит, — теперь, разговаривая со мной, он глядел в сторону, — я бы вас попросил покинуть кабинет и перейти в свою комнату.