Исповедь Сатурна
Шрифт:
— Нас пригласил в гости конгрессмен Кервуд, наш сосед, и мы едем к нему на ужин, — коротко ответил я этому мерзавцу.
— Приятного аппетита, — пожелал он. — Возвращайтесь скорее, мистер Келлер, а то мои люди иногда нервничают. После того как вы избили наших ребят в Гринленде и оторвались от преследования на несколько часов, мы можем подумать все что угодно.
— Если бы я хотел сбежать, то давно бы сбежал, — заметил я.
— Возможно, — согласился Барлоу. — Только кому вы нужны в Америке без дома и без своих миллионных счетов в банках? И куда вы побежите? Будете искать работу? Камни таскать с вашим протезом? Или станете фокусником? Вы все просчитали верно, бежать вам не стоит. Поэтому и не сбежали. А насчет моих людей вы явно погорячились, и мне стоит больших трудов их сдерживать.
— Объясните им, что
Он отключил свой аппарат. Костя взглянул на меня.
— Опять они? — тихо спросил он.
Я молча кивнул. Саша, сидевшая на заднем сиденье, уже знала, что у меня большие неприятности, поэтому ей нужно быть готовой к любым неожиданностям.
— Может, нам не ездить к мистеру Кервуду? — неожиданно произнесла она. — Если у тебя неприятности…
Я посмотрел на притихших детей. Мужчина должен уметь защищать свой дом, свое потомство, свое будущее. Это нормально. Напрасно Барлоу и его головорезы думают, что меня можно испугать. Напрасно они полагают, что я так просто сдамся.
— Едем, — решительно сказал я, прибавляя газу, — и будем веселиться.
Дом Кервуда находился в самом центре города. В этот вечер у него в гостях собрался весь цвет городка. Был и наш местный шериф, и судья, приехавший из Огасты, и даже помощник губернатора. Все произносили тосты за успех Кервуда на будущих выборах. Он в паре с новым губернатором собирался баллотироваться в вице-губернаторы штата. Учитывая, что у нас были очень сильные позиции республиканцев, успех ему был почти гарантирован. Не знаю почему, но все приехавшие из бывшего Советского Союза эмигранты всегда голосуют за республиканцев — за партию белых состоятельных людей с определенными принципами. В лозунгах демократов есть нечто демагогическое. Весь сброд Америки всегда за них. Все эти негры, пуэрториканцы, мексиканцы, китайцы, вьетнамцы. Я не расист, конечно, но неприятно, что все, кто плохо говорит по-английски и имеет другой цвет кожи, как правило, предпочитают демократов. Плюс сексуальные меньшинства. Полный набор. А сам Клинтон, хоть и обеспечил Америке неслыханное процветание, тоже не был идеальным образцом для подражания. Завравшийся аферист с красным лицом, который всех обманывал, бабник, который готов был осчастливить любую сучку. Нет, я за республиканцев, за твердые принципы в семье и в государстве. Хотя, откровенно говоря, избранный после Клинтона Буш оказался таким пустым местом, что многие пожалели о своем выборе.
В общем, эти республиканцы заранее праздновали победу в доме Уильяма Кервуда, а мы с детьми были участниками большого праздничного ужина в семейном кругу, посвященного решению хозяина дома выдвинуть свою кандидатуру на пост вице-губернатора. Интересно, что думали наблюдатели мафии, которые следили за нами. Или их представители были среди приглашенных гостей? Я вглядывался в лицо каждого, пытаясь определить, кто из них мог оказаться собеседником Барлоу или его шефа. Но передо мной сидели респектабельные состоятельные люди, совсем не похожие на бандитов. Хотя, наверное, главари мафии тоже не похожи на обычных бандитов.
Ужин закончился поздно, и мы возвращались домой, когда Костя заметил фары идущего следом автомобиля. Он осторожно коснулся моей руки.
— Они едут за нами, — показал он на машину, идущую позади.
— Почетный эскорт до нашего дома, — пошутил я. — Ничего страшного. Они останутся на холме и в дом не въедут.
Мы проехали дальше, а машина свернула к месту, откуда они обычно вели наблюдение за нашим домом.
Костя усмехнулся.
— Почему ты это терпишь? — спросил он. — Позвони шерифу или в полицию. И через пять минут их арестуют. А потом выйдут на главарей. Или возьми винтовку и перестреляй сволочей, чтобы не торчали у нашего дома.
— Нельзя просто так стрелять в людей, если они находятся на приличном расстоянии от твоего дома, — пояснил я. — Ни один суд не признает это самообороной. Это во-первых. А во-вторых, если даже я позвоню шерифу и он заберет обоих наблюдателей, их отпустят уже через час. Что можно поставить им в вину? Наблюдение за моим домом? Но это не уголовное преступление. Остановку в неположенном месте? Но там разрешена стоянка автомобилей. А мои слова будут против слов двух свидетелей. В этой стране мало только моих показаний.
— Убедил, — удрученно согласился Костя, — ну и паскудная у вас, миллионеров, жизнь.
Он вышел из машины и пошел в дом. Саша хотела выйти следом, но я задержал ее за руку.
— Когда Костя пойдет спать, спустись в подвал, — попросил я ее, и она молча кивнула.
Едва мы вошли в дом, как позвонил Барлоу.
— Через три дня мы встречаемся в Монреале, — сухо сообщил он мне. — У вас ничего не изменилось?
— Ничего. Вам, наверное, уже доложили, что мы, все трое, вернулись домой. Думаю, что ваши люди имеют приборы ночного видения и могут удостовериться, что мы все вернулись.
— И правильно сделали, — сказал Барлоу. — Вы настоящий отец. До свидания.
На этот раз я отключил телефон не попрощавшись. Этот тип еще смеет говорить мне такие вещи! Когда Костя поднялся к себе, Саша спустилась в подвал. Я прошел следом.
— Ты помнишь все, о чем я тебе говорил? Она прикусила губу от волнения. Совсем маленькая девочка, которую я подвергаю риску. Хотя она считает себя в тринадцать лет уже взрослой. Как она говорит, «тинейджером».
— Костя тоже поедет со мной? — спрашивает она.
— Нет, Костя поедет в другое место, — от волнения у меня дрожит голос. — Сейчас, Саша, я скажу тебе об одной вещи, об этом не должен знать никто. Никогда и никто. Ни один человек на земле, кроме Бога. Даже во сне ты не должна этого говорить. Я скажу тебе, где спрятаны мои деньги. Если со мной что-нибудь случится, ты должна их оттуда взять, когда тебе будет очень плохо. Но никому не говори о них.
Она кивает, и я рассказываю ей о спрятанном миллионе долларов, называю код шифра и объясняю, как получить ключ. Она может сказать, что потеряла ключ. В договоре, который я подписал с банком, значится, что ключ не имеет особого значения. К сейфу можно допустить только того, кто назовет мой личный пароль и сумеет набрать нужную комбинацию цифр. Только этот человек имеет право получить два ключа и открыть сейф. Теперь я рассказываю об этом Саше. Она внимательно слушает. Саша — настоящая американская девочка. При разговоре о больших деньгах она становится деловитой, собранной, сосредоточенной. Может, американцы правильно считают, что самое главное в жизни — деньги? Может, они верно воспитывают своих детей в уважении к этим зеленым бумажкам? Мы всегда презирали деньги. Для нас был важен пафос, энтузиазм, идеология. Пусть плохо оплачиваемая работа, зато интересная. Пусть пошлют в глухомань или тайгу, зато на живую работу. Даешь БАМ, где нет ничего человеческого и все нужно обустраивать самим. Даешь Афганистан, куда мечтали попасть сотни молодых офицеров, подавая рапорты. Интересно, что те, кто отправлял нас на БАМ, сами туда не спешили и становились послами и министрами, забывая о дураках, уехавших в Сибирь. А кадровики и штабисты, которые делали карьеру в Москве, пачками штамповали приказы о наших переводах в Афганистан и, наверное, посмеивались над нашим глупым энтузиазмом. Американцы перевели все на деловой лад. За все нужно платить. И хорошо платить. Мерилом любого труда являются деньги, которые ты за него получаешь, а все эти почетные грамоты можешь использовать в сортире.
Наверное, я становлюсь циником. Или уже давно им стал. Наверное, со мной трудно теперь разговаривать. Ведь я, поселившись в Америке, невольно стал немного похожим на своих соседей. Прагматичный, рациональный, немного верящий в Бога, а еще больше в Доллар, я стал таким же, как они.
— Я все поняла, — успокаивает меня Саша, — ты не переживай. Я все сделаю, как нужно. Только плохо, что тебя не будет рядом со мной.
Она прижимается ко мне и целует меня в щеку. Врешь, старый поганый Франклин, ничего у тебя не получилось. Деньги — не самое главное в жизни. Даже услышав про миллион долларов, который она получит, эта девочка подумала прежде всего об отце, с которым она может не увидеться. Врете, сволочь Барлоу и вся ваша компания. Ничего у вас не выйдет. Бог сильнее дьявола. Бог сильнее вашего Доллара. Бог сильнее всех.