Исповедь травы
Шрифт:
– Надень это, госпожа... И всегда носи. Это не та вещь, которую можно продать.
– Она в самом деле хороша, - я креплю подвеску к своей цепочке через лоб, она мягко ложится меж бровей - и странная тень пробегает по лицу Утугэля...
– Но что в ней такого особенного?
Вместо ответа Степной Волк подбирает с полу покрывало и снова закрывает мое лицо.
– Те, кого мы, Волки, зовем forass, что в переводе означает "скотина", до сих пор передают из уст в уста легенду о Королеве, некогда правившей этим городом, чьи глаза были
В это время возвращается Хедра. Ее сопровождает юноша лет восемнадцати, очень похожий на Утугэля. Возможно, к его годам тоже станет бронешкафом, а не стройным стеблем, каков он сейчас.
– Гурд, сейчас ты пойдешь и проводишь домой госпожу Лигнор, чтобы этой ночью с ней более ничего не случилось.
– Но я сейчас еще не домой...
– осмеливаюсь вставить я. Мне надо еще заглянуть в одно место...
– Значит, проводишь до этого места, а потом домой. И если я узнаю, что с нею что-то произошло - вы ведь были в сговоре с Хедрой, да?
– Я отговаривал ее от этой затеи!
– пылко возражает Гурд.
– Так вот, если я узнаю, что с нею что-то произошло - ты мне больше не сын. Хватит с меня того пятна на моей чести, в коем виновна твоя сестра.
– Ты сказал, отец - мой долг повиноваться.
– Доброй дороги тебе, Лигнор. Удачи не желаю - таким, как ты, ее не желают, но просят ее у них.
– И этому дому счастья и света, - произношу я машинально и так же машинально вскидываю одну руку в благословении...
И снова улица, непроглядная темнота и колеблемое дыханием покрывало у лица. Но рядом с Гурдом ничего не страшно. Молодой Волк, гордый поручением, не снимает руки с рукояти меча. Мы даже не стесняемся говорить громко. Гурд в основном расспрашивает меня о жизни в Буром Лесу, приходится на ходу более-менее правдоподобно сочинять...
– А что же вы там едите? В лесу ведь нельзя пасти баранов, и ячмень там не растет...
– Мясо мы добываем охотой. А хлеб меняем у вас на наши плоды и ягоды. В лесу ведь растут плодовые деревья и кусты. Откуда, как ты думаешь, вы берете вино? Из нашего винограда.
– Я один раз видел виноград, - вспоминает Гурд.
– Это такие большие синие ягоды, как очень большая голубика, только сладкие...
– Вот-вот, - прячу я улыбку под покрывалом, - они самые... А вот и то место, куда я шла. Подожди меня здесь, я недолго. На всякий случай: если услышишь боевой клич "хаййя!" - врывайся внутрь и круши все подряд...
...Мадам недоверчиво вертит перстень в руках.
– Нет, конечно же, не стекло, - напористо говорит она.
– Я и не утверждала, что стекло. Но, может быть, другой камень, более дешевый, чем рубин.
– А как это проверить?
– Сейчас - никак. Я не побегу через пять улиц
– Ладно уж, по рукам, - по чести, цена этому рубину сто пятьдесят, я рассчитывала на сотню. Мадам придирчиво отсчитывает монеты, я быстро пересчитываю и ссыпаю в пояс.
– И еще одна золотая вещица есть, приблизительно в ту же цену. Не посмотришь?
– Давай ее сюда.
Я достаю серьгу Утугэля. При виде ее у мадам перехватывает дыхание:
– Волчья вещь! Скажешь, и это к тебе попало честным путем?
– Вира за оскорбление, - небрежно отвечаю я.
– Ну, сколько дашь?
– Погоди-погоди! За какое такое оскорбление? Ты хочешь сказать, что Волк обошелся с тобой, горожанкой, по своим законам? Вот в это я никогда не поверю!
– А во что же ты поверишь?
– меня начал раздражать этот торг. Гурд на улице небось уже замерз, в одной-то безрукавке, да и Лугхад дома заждался...
– В то, что краденое?
– Да нет, и это на правду не похоже. Такие, как ты, не крадут, в шелках да серебре...
Трать-тарарать, дался им всем этот шелк! Достали! Между прочим, как раз крадут. Одних только колец на моем счету три штуки, правда, с прилавков, а не у ближних своих, и не в Кармэле...
– Да и попробуй укради у Волка! Скорее всего, сам подарил, в благодарность за славную ночь...
– Думай, что хочешь, - перебиваю я мадам.
– Моя цена, с учетом того, что Роэд все равно ее переплавит - сто двадцать рун. Назови свою цену.
– А звездочку-алмазочку с неба не хочешь?
– взвивается мадам.
– Сто двадцать! Если ты такая удачливая, что даже в Волчьих постелях валяешься, не обеднеешь и на семидесяти пяти.
– Слушай, почтенная пожилая леди, ты и так уже сунула в карман верных пятьдесят рун за перстень! Последняя цена - сто десять, ну ладно, сто пять. Не буди во мне желание крикнуть "хаййя!" и на деле показать, в каких я отношениях с Волками! Дороже ведь обойдется.
– Да кто ты вообще такая?!
Шальная мысль закрадывается в мою голову. Я мало что поняла из объяснений Утугэля, но вроде бы та штучка, которая качается на моем лбу, есть какой-то священный символ для живущих в Кармэле... А я не из тех, кто получает удовольствие от торга, не было, видать, купцов среди моих предков.
Я аккуратно откидываю покрывало.
– Кто я такая?
– переспрашиваю я.
– Смотри, ты должна меня узнать.
Эффект превосходит все мыслимое: мадам становится абсолютно бесцветной даже под слоем краски, с губ ее невольно срывается: "Нет... Не может быть..."
– Ну что, будем и дальше торговаться?
– тороплю я.
– Или сойдемся на моей цене?
Трясущимися руками мадам вынимает кошелек.
– Сто... сто десять... Ваши сто двадцать, госпожа. И... еще сорок за перстень.