Исповедальня

Уильямс Теннесси

Виолетта. До свидания.

Монк. Береги себя.

Доктор уходит.

Виолетта.

Монк? Пойдем наверх. Да, Монк?

Монк. Мм? О. Наверх. Да, иди наверх и чувствуй себя, как дома. Прими душ, пока я закрою бар.

Виолетта подходит к лестнице и поднимается на несколько ступеней.

Виолетта. Монк! Я боюсь этих ступеней, они такие скользкие, как будто из кожи. Я лучше сниму свои туфли. Возьми их.

Она поднимает одну ногу, чтобы разуться, потом другую. Монк берет ее туфли. Она поднимается, кричит ему.

Возьми немного пива с собой, мой сладкий.

Монк. Хорошо, я принесу тебе пива. Не забудь принять душ.

Один в баре, Монк открывает дверь, слышен шум океана, затем он подходит к «исповедальне», взяв с собой стул.

Я всегда открываю дверь на несколько минут чтобы проветрить помещение и послушать океан. Ночью он звучит

совсем по другому, чем днем, когда на берегу люди. У него есть особые звуки, звуки которые он издает лишь для себя. Для себя и для меня. Я останусь здесь до тех пор, пока не услышу шум воды в душе. Я его не слышу. Она, верно, думает, что может раствориться в воде. Мне бы не стоило позволять ей оставаться здесь. Доктор сказал, что она наградила Стива триппером. Пожалуй, я не стану к ней клеится, не притронусь, возможно даже не буду подниматься наверх. До тех пор, пока она не заснет.

Он роняет одну туфлю на пол, а другую медленно вертит в руке.

Грязная, старая туфля, которую все еще носят, дурно пахнущая, из-за того, что ее слишком долго носили, но все еще стоящая у кровати, для того, чтобы ее надели завтра, ходить в ней тут и там- бесцельно, бессмысленно, до тех пор, пока, в конце концов, душа ее не вылетит вон. Она может быть перепродана или даже подбита картоном и опять надета для прогулок, до тех пор, пока уже ничего нельзя будет ни починить — ни исправить, ничего…

Он уходит с туфлей в руке в глубь сцены. Свет гаснет.

Занавес