Исповедники
Шрифт:
– «Похоже моя командировка на фронте подошла к концу, - понял я по тому, как моя охрана сразу разделилась на тех кто улетает и тех кто остаётся».
***
– Я против Артур, - исповедник был в стельку пьян, но все доводы друга разбивались о нежелание предавать ученика. Он ведь обещал ему свободу, после окончания обучения у себя, а на деле оказалось, что его изобретение послужило тем камешком, которое столкнуло гигантскую лавину государственного аппарата. Когда до всех дошло, ЧТО можно делать с помощью новой технологии, все как один потребовали тут же засекретить исследования, а всех причастных посадить под замок. Хотя Рэджинальд и сам был виноват в том, что легко делился
Ведь стоило установить сейчас его прибор на Аргус и слетать на нём к столице Республиканцев, засеяв её теми ядовитыми каплями душ, после которых нет спасения, как война, которая велась не одно столетие закончилась бы сразу. Да и кто будет воевать у противника, если целый гигантский город – с полумиллионным населением – умрёт в один день? Полностью деморализованный противник не будет готов продолжать сражаться дальше, опасаясь за судьбу других городов. Об этом понял император и его советники, что если сейчас это оружие, как и его изобретатель попадут в руки врага – конец всему! Так что маховики государственного механизма закрутили так, что им, как владельцам патента, не только не выплатили выкуп и проценты, государство его попросту национализировало, выплатив дольщикам лишь сумму их первоначальных вкладов.
Теперь ещё и эти повальные аресты, ведь ничем другим нельзя было назвать то, что людей массово сгоняли пусть и в комфортное жильё, но под охраной и без права выхода из него. Иначе как арестом - это было сложно назвать.
– Энтони, не тебя, ни меня никто не спрашивает, - в абсолютно таком же состоянии, его собеседник говорил заплетающими языком, - там пришли такие силы в движение, что я могу только молчать в тряпочку. Ещё и спасибо сказать, что за патент деньги вернули.
– Ты?! – удивлению исповедника не было предела, вот уж кого нельзя было назвать малозначимым, так это главу тайной полиции, который контролировал всё и вся в Империи.
– Назову тебе лишь три фамилии: Ротшильды, Спенсеры, Клиффорды.
– А этим стервятникам-то что понадобилось? – изумился ремесленник услышав фамилии аристократов, которые контролировали всю банковскую систему Империи и были марионеточниками многих процессов, которые в ней протекали.
– Власть Энтони, конечно же власть, а изобретение твоего ученика, посягает на неё, причём так, что они отбросили все разногласия и дуют в уши императору одну мелодию о необходимости всё и вся засекретить, а ещё лучше прикопать всех причастных.
– Тогда я тем более против, и уверен, за мной встанут другие исповедники! Артур, ты понимаешь, что может произойти, если только Рэджинальд подумает, что его могут убить?! Ты представляешь себе масштаб проблемы?
– Ну яд или пуля из винтовки, его наверняка остановят, - не согласился человек, который знал, о чём говорит, - я не хочу этого, ведь я не меньше тебя вложил в него сил и времени, но если мне прикажут…
– Если он умрёт, можешь передать кому угодно мои слова - в империи не будет больше исповедников, - как бы не пьян был старый ремесленник, но он прекрасно понимал, что может последовать за смертью всего одного, пусть и талантливого исповедника. Эти пауки, у которых власть и деньги затмили всё человеческое, в следующих раз не моргнув глазом прикажут устранить любого, кто пойдет против
– Энтони…
– Артур, прекрати! – он стукнул стаканом по столу и жидкость разбрызгалась на стол, - сегодня это будет Рэджи, завтра Энни, послезавтра кто? Я? Не будет такого!
Глава полиции покачал головой, но вместо уговоров допил стакан, понимая, что перестал пьянеть.
– Ладно, я передам твои слова, но ты наживёшь себе кучу проблем – это ведь открытое неповиновение, ты понимаешь это?
– Мне плевать Артур, плевать на их интриги и заговоры с высокой колокольни. Мальчика не тронут и моё слово в этом гарантия.
– Давай тогда ещё выпьем! – сэр Артур налил из стремительно пустеющего графина два полных стакана и одним глотком выпил весь виски из него.
– Вот тут, я тебя полностью поддерж-ик-у! – пьяно икнул исповедник, и так же одним движением, показывая этим годы практики, опрокинул в себя стакан.
Эпилог
– Сэр, вам письмо, - от моего взгляда, слуга стал меньше и малозаметнее, попытавшись слиться с гобеленом на стене замка. Под моим не мигающим взглядом он на трясущихся ногах подошёл и положил письмо на стол, возле кровати, затем стремглав бросился вон, даже не спросив разрешения.
Я отошёл от зарешёченного окна и упал на кровать. Мои планы, надежды, мечты – всё похоже закончиться здесь, в этом богом забытом месте и в полном одиночестве.
– «Дженни хотя бы с семьёй вместе держат», - я вспомнил письмо от своей знакомой, в котором она проклинала меня и судьбу, которая послала ей меня, а также обещала при встрече оторвать всё, что только возможно. Между строками грязных ругательств были и крохи информации, о том, что их с семьёй и теми, кто участвовал в создании прибора содержат в каком-то загородном поместье, недалеко от столицы. Им под охраной разрешали прогуливаться по поместью, а также видеться с родными, мне же например такого счастья не выпало.
После последней ссоры с учителем, когда он уговаривал меня потерпеть ещё с полгодика и не выплёскивать свой гнев на окружающих, мне хотелось просто послать всё подальше и уйти отсюда. Конечно после этого ни о каком возвращении в Империю речи не могло бы идти, меня охраняли так, что пришлось бы убить не одну тысячу человек, чтобы покинуть этот дом, такого бы мне не простили.
Гнев за то, как меня отблагодарили за такое великое изобретение постоянно боролся во мне с разумом, который обещал, что стоит потерпеть и всё образуется, ведь учитель твёрдо об этом обещал.
Вспомнив о письме, я лёжа на кровати, протянул к нему руку и ничуть не удивился тому, что оно было открыто. Всю мою корреспонденцию тщательно проверяли, впрочем, как и посылки от мамы, в которых она слала домашние вкусности, которые готовила для меня. Мне от них доставались только крошки, поскольку тайная полиция опасалась отравления и меня кормили только той едой, которую готовили специальные повара в замке, а проверяли специальные люди, перед тем как подать мне.
Я открыл конверт и не успел достать листок бумаги, как на лицо мне упал какой-то овальный плотный кусочек бумаги. Удивленно приподнявшись, я поднял его с покрывала и замер. На нём был изображён я сам! Это был мой подарок, вложенный в золотой медальон, который я подарил, при нашей последней встрече Анне! Сердце издало тревожный перестук, руки резко вспотели, а в горле появился ком от нехорошего предчувствия. Я достал письмо и поплывшим взглядом прочитал уведомление о том, что я стал единственным наследником барона Вильгельма Немальда, с обязательным условием пожизненно заботиться о его ассистентке мисс Анне Билофф. Я не мог читать дальше, поскольку буквы расплывались у меня перед глазами и пришлось вытереть слёзы.