Исправительная академия

Хай Алекс

Я слушал Софию в каком-то ступоре. Чем больше я узнавал о своем предшественнике в этом теле, тем сильнее мне самому хотелось придушить его голыми руками. А лучше — забить ногами до смерти. По каждому удару за каждый проступок. Умирал бы долго и в муках.

И сейчас я чувствовал себя совершенно по-дурацки. Вроде и стоит признать вину, стоит понести должное наказание… Но я-то ничего этого не делал! Да уж, у Тьмы и правда черное чувство юмора. Подарить мне шанс еще раз прожить жизнь, но организовать все так, что жизнь эта сахаром не покажется.

— София… Петровна… У

меня нет слов, — искренне признался я. — Честно говоря, мне не верится, что я был способен на подобное.

— Меня злит не то, что вы тогда едва меня не убили, Оболенский, — резко перебила меня надзирательница. — Я в бешенстве от того, что вы после всего этого не сделали никаких выводов! Наоборот, с каждым годом ваши бесчинства лишь набирали оборот, а управы на вас так и не находилось. Но я верила, что это не будет длиться для вас вечно. И вот вы здесь. Помните вы или нет, другой ли вы теперь человек, но это не отменяет вашей ответственности за дела прошлого.

— Согласен. Так что же мне делать? Я не могу ничего исправить, но как мне загладить вину?

София поднялась со стула. Дубинка глухо стукнулась о дерево.

— Станьте другим человеком. Изменитесь до неузнаваемости. Докажите, что изменились. Доказывайте снова и снова, пока я и остальные в это не поверим, — она сжала спинку стула так сильно, что ее пальцы побелели. — И не думайте, что это дастся вам легко. На вашей совести много грязи, и чтобы очистить ее, вы должны сделать вдвое больше хорошего, чем делали скверного.

— Что ж, справедливо, — ответил я. — Возражений не имею. Более того, вы вправе вымещать на мне обиду и злость.

— Я надзирательница, а не садистка, — оскорбилась София. — Я действую в рамках правил. Но не думайте, что остальные будут ими руководствоваться. Признаюсь, я не случайно определила вас именно в отряд 3–2.

У меня засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

— Что вы имеете в виду?

Но София уже сменила тему.

— Во ваше спальное место, — она указала на верхний ярус левой кровати. Как раз близко к окну и сквозняку. Уверен, если бы какая-нибудь из кроватей стояла возле туалета, меня бы непременно попытались определить на нее.

— Понял.

— Внимательно изучите, как заправляют спальные места. Это будут проверять. За нарушения последуют штрафные санкции, — она достала из-под подушки тонкую брошюру и бросила мне. Я поймал ее на лету. — Изучайте, до ужина есть два часа. Учить наизусть не требую, но в ваших интересах знать правила.

Я взглянул на обложку — и точно, «Правила Исправительной Академии им. Императрицы Марии Федоровны». Что ж, изучим внимательно. В карцер мне нельзя.

— Скоро с работ вернутся ваши соседи, — предупредила София. — У вас будет время для знакомства и подготовки к ужину. Построение — перед дверями ваших комнат.

— Благодарю, София Петровна.

Она молча кивнула и вышла за дверь, оставив ее открытой настежь. Видимо, так здесь было принято. Ладно, все равно я не собирался заниматься ничем постыдным.

Я остался за столом и принялся изучать свод правил. Чтение было бы скучным, если бы от него не зависела моя дальнейшая судьба.

Так что приходилось впитывать написанные сухим языком правила.

Вообще и правда походило на тюремный распорядок. Не то чтобы я был знатоком, но после прочтения я убедился, что братец Алексей был прав. Это тюрьма. Просто режим облегченный, а так все атрибуты были в наличии: остров, закрытая территория, множество ограничений, трудотерапия и отсутствие развлечений, кроме спортивных и загадочных культурных мероприятий.

Ну ладно, посмотрим. Моя цель — как можно скорее переместиться в первую группу и выбраться отсюда. Тактика простая: избегать проблем с другими «узниками» и быть молодцом в глазах администрации. Сказать просто, а вот сделать…

И меня не переставала тревожить странная фраза Софии о том, что я не случайно попал именно в этот отряд. Насколько я понял, в рамках каждой группы могло быть несколько отрядов. Как минимум существовал еще 3–1, наверняка были и другие. Так почему же я попал именно сюда?

Впрочем, не успел я додумать эту мысль, как коридор наполнился топотом и приглушенными голосами. Я спрятал брошюрку под подушку и приготовился встречать соседей.

— Первым на порог залетел смуглый крепкий парень с явно южными корнями. Он хотел было как ни в чем не бывало зайти в комнату, но, увидев меня, застыл.

— Добрый день, — поприветствовал я. — Я ваш новый сосед. И, видимо, соотрядник.

Парень не отвечал. Молчание затянулось. Повисла долгая почти МХАТовская пауза. И лишь появление еще двоих молодых людей разбавило напряженную тишину.

Теперь на пороге застыли все трое. Кроме южанина на меня ошарашенно пялился парень удивительной для этого места ботанической наружности и нахальный тип с бегающими глазками.

— Глаза меня не обманывают, господа, — покосился на остальных последний. — Это сынок Оболенский?

Ботаник кивнул, не сводя с меня полного ужаса взгляда.

— Или же у нас коллективная галлюцинация…

— Нет, вам не померещилось, — ответил я. — Это и правда я. Владимир Оболенский. Прибыл сегодня.

Парни переглянулись. Все они были примерно одного со мной возраста — лет семнадцать-восемнадцать. Только южанин выглядел постарше, да и то потому, что они обычно раньше созревали. Видимо, комнату подобрали по возрасту. Или не только?

Что же задумала София Петровна?

Южанин обернулся к ботанику.

— Веник, закрой дверь. Сейчас будем знакомиться. Точнее, освежать в памяти дела былых времен…

Я метнул взгляд на дверь — ботаник и шнырь вошли, первый захлопнул дверь, а второй остался возле нее на страже. Замков и щеколд здесь не было — видимо, решил подстраховаться.

А на моей памяти так себя вели только в одном случае — когда разговор рисковал перетечь в обмен тумаками.

Горец попер на меня.

— Я, кажется, обещал тебе, что если еще раз попадешься мне на глаза, убью, — прошипел он, медленно надвигаясь. Мало того, что спровоцировал меня на дуэль, так еще и подстроил все так, что забрали одного меня… Ничего, Владимир, бог все видит. И, судя по тому, что ты все же оказался здесь, он справедлив.