Исправление повесы
Шрифт:
— Добывание снеди не представляет никаких особых забот, если ты патронируешь сеть известных продовольственных магазинов, — лукаво подмигнул Адам. — Получасового посещения одного из них вчера утром перед встречей с тобой было достаточно — и вот, пожалуйста, завтрак на двоих.
— Это было чудесно, — вздохнула Лаури, глядя на Темзу.
— Не хочешь кофе?
— Не сейчас, — отказалась Лаури, устраиваясь поудобнее на стуле. — Я хочу просто посидеть на солнышке и поглазеть на открывающийся отсюда вид. Я помогу тебе с посудой чуть позже.
— Не беспокойся. У меня для этого есть машина.
—
— Нет, — кротко ответил Адам. — Некоторые вещи машина не может сделать для мужчины.
Она стрельнула в него взглядом, но глаза его под густыми бровями были непроницаемы.
— Адам, — без всяких обиняков начала Лаури, — это и есть тот день, который, как ты говорил, наступит рано или поздно? Ты привез меня сюда, чтобы соблазнить?
Адам вскинул голову и захохотал.
— Когда доходит до дела, Лаури Морган, вы, как я смотрю, тоже предпочитаете взять быка за рога, а не ходить вокруг да около.
Она сняла с головы махровую полоску и тряхнула волосами, чтобы они высохли на солнце.
— Но признайся, ведь все признаки налицо — неожиданная поездка к тебе на квартиру, изысканная еда, вино, художественные произведения…
Адам поднялся и стал собирать со столика посуду.
— Ты забыла кое-что из того, о чем я тебе говорил, Лаури. Я беру только то, что мне предлагают по своей воле. Это может быть ответом на твой вопрос?
— Не знаю, — она вдруг зевнула, почувствовав, как после плавания, вина и горячего солнца ее тянет ко сну. — Я подумаю об этом.
— Посиди здесь, пока я уберу. А когда вернусь, ты мне скажешь, как ты хотела бы провести сегодняшний день.
Она кивнула сквозь дрему.
— Ладно. — Оставшись одна, Лаури совсем расслабилась; в полусне едва слышался ровный гул машин где-то далеко внизу. Веки ее словно налились свинцом, и скоро она совсем перестала что-либо чувствовать и погрузилась в глубокий сон.
Проснулась она внезапно, не понимая, где находится, а потом увидела, что лежит в широченной кровати в спальне Адама, погруженной в полумрак. Она бросила взгляд на часы и поняла, что время на самом деле не такое позднее, как могло показаться. После завтрака прошло всего три часа. Она с досадой вскочила. Проспать столько времени да и вообще предаваться сну в гостях, едва ли можно назвать хорошим тоном. Она быстро соскочила с кровати, открыла жалюзи и отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Она была тронута, обнаружив, что ее сумка поставлена около кровати, специально, чтобы ей не пришлось ее искать. Быстро подкрасив губы и причесавшись, она вышла, чтобы найти Адама и извиниться.
Он сидел на террасе, уткнувшись в воскресную газету. Когда она переступила порог гостиной, он с улыбкой вскочил с кресла.
— Ну как, лучше? — Он внимательно оглядел ее. — Отдохнула и порозовела — вполне в форме, чтобы поесть.
— Я проспала целую вечность. Прости, ради Бога, — проговорила она с виноватым видом.
— Пустяки, — подвинул он ей кресло. — Я польщен, что ты чувствуешь здесь себя как дома и можешь позволить себе расслабиться.
— И часто у тебя женщины засыпают?
— Не после ланча, во всяком случае, — подмигнул он ей.
Лаури вспыхнула.
— Теперь, пожалуй,
— Сию секунду, — бодро подхватил он. — А то чай, если хочешь.
— О, еще лучше! Давай я…
— Нет-нет! Сиди и читай газету. Вскоре Адам вернулся с чаем и тарелкой печенья.
— Я подумал, что тебе захочется чего-нибудь к чаю, — это все из того же надежного источника.
— О, это мое любимое.
Они пили чай, ели печенье, болтали о новостях, которые Адам только что почерпнул в газетах. Затем Лаури пролистала несколько страниц журнала и показала ему рекламу модных купальников.
— С твоим черным ни один и близко не лежал, — сказал Адам.
— Это Сарин, мой дома.
— Откуда бы он ни был, он тебе ужасно идет. Ужасно, — с горячностью повторил он.
— Удачный фасон, вероятно.
— Нет, прелесть моя, не фасон, а содержимое. Адам пристально посмотрел ей в глаза, Лаури не выдержала и вцепилась в лежащие перед ней газеты и стала внимательно изучать книжное обозрение. Она не отрывала глаз от страницы, всем своим существом ощущая мужчину рядом с собой, газета так и ходила у нее в руках. Адам кашлянул.
— Может, пойдем? — неожиданно резко произнес он и поднялся, протянув ей руку. — Пойдем, прокатимся немного, прогуляемся где-нибудь по парку.
Лаури машинально кивнула и уронила газету; оба одновременно нагнулись, чтобы поднять ее, и стукнулись лбами с такой силой, что она даже вскрикнула, а Адам схватил ее и прижал к себе.
— Дорогая, я тебя ударил? Лаури покачала головой.
— Посмотри на меня, — настаивал он, — посмотри на меня, Лаури!
Медленно, с неохотой она подняла глаза и встретила настойчивый вопрошающий взгляд его ярких глаз. Она без слов ответила на его вопрос, прижавшись к нему, потершись щекой о его грудь, и Адам поднял ее и понес в гостиную, через холл, медленной, размеренной походкой сомнамбулы, словно намеренно давая ей возможность одуматься, пока не поздно, и наконец положил ее на кровать и сам распростерся рядом с ней.
Они лежали лицом к лицу, затаив дыхание, только сердца бились в груди; затем Адам нагнул к ней голову, и Лаури встретила его поцелуй с такой страстью, что уже никакие вопросы были не нужны. Словно чары наконец спали с них, и они слились в объятиях, руки и губы лихорадочно искали друг друга, пока Адам не начал, тяжело дыша, раздевать ее неверными, вдруг плохо слушающимися руками. Как и тогда, Лауря отреагировала на эту неуклюжесть с таким пылом, что Адам сорвал с себя свою одежду и прижал ее обнаженное тело к себе; соприкосновение было как взрыв, он даже задохнулся. Мускулистая мужская угловатость и мягкая женственная округлость приникли друг к другу так неотвратимо точно, что бедра Лаури раздвинулись сами собой, а Адам издал звук, похожий на стон, поцелуи его стали неистовее и отчаяннее, все усиливаясь и доводя ее до высшей точки желания. И наконец, побежденный необоримой силой, превосходящей их самих, он приник губами к ее шее, и их тела слились столь гармонично, что здесь, в солнечный воскресный полдень, высоко над Темзой, свершилось чудо — и для Адама, со всей его опытностью, и для Лаури, напрочь лишенной таковой, это было так близко к совершенству, как два человеческих существа только могут мечтать.