Исправление
Шрифт:
Рана стоит в остолбенении и размышляет, как такое возможно? Она же бывала здесь. Тут все должно быть так же, как на участке коридора за ее спиной. Может, она просто задремала над своими коробками и компьютерами? Но нет, она же помнит, как вышла на шум, как поднималась по лестнице, подходила к кофейному автомату и набирала заказ. Она в отчаянии вглядывается в опустевшие оконные проемы.
Дело не только в отсутствии стекол. Либо она сходит с ума, либо оконные проемы действительно выглядят так, будто стены решили сомкнуть сонные глаза.
Она должна вызвать Катиба.
Рана спешит назад тем же путем, каким сюда пришла,
Рана возвращается в подвал. На лестничных пролетах у нее возникает ощущение, что ступени под ногами какие-то слишком уж сильно выщербленные, но когда она достигает последних ступенек, все вроде приходит в норму. Внизу она останавливается, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
Ну, по крайней мере здесь, в подвале, все так, как и должно быть. В ее комнате ничего не изменилось, свет включен, мониторы лэптопов светятся, шестеренка все так же находится на своей подставке, а разобранный Механизм по-прежнему занимает дальний угол рабочего стола.
Рана опускается в кресло, сердце все так же колотится; она поднимает трубку телефона.
— Катиб?
— Да, дорогая, — его голос звучит, как будто между ними расстояние в полмира, и треска в трубке больше, чем должно быть; по крайней мере ей так кажется. — Чем могу быть полезен?
— Катиб, я была сейчас наверху и…
Рана запинается. И что она ему скажет? Что видела пустые проемы там, где должны быть окна?
— Рана?
Рана теряет самообладание.
— Я только хотела сказать, что… кофейный автомат сломался. Может, кто-нибудь его посмотрит?
— Только завтра. Сейчас здесь нет ни одного специалиста. Но я сделаю запись в журнале.
— Спасибо, Катиб.
После паузы он спрашивает:
— Больше ничего? Или что-то еще не в порядке?
— Нет, — отвечает она. — Больше ничего. Спасибо, Катиб.
Рана догадывается, о чем сейчас думает Катиб. Она слишком много работает, полностью зациклилась на своем задании. Поговаривают, что Механизм оказывает на людей такое действие. Он их затягивает. Они погружаются в лабиринт возможностей и вероятностей и уже не выходят из него, по крайней мере такими, как прежде.
Но Рана все еще убеждена, что слышала хлопанье крыльев ворона.
— …Уверенной относительно чего? — переспрашивает Сафа с любезной улыбкой.
— Относительно того, что все будет работать так, как вы рассказали, — поясняет пытливый юноша.
— Математические выводы предельно ясны и прозрачны, — отвечает Сафа. — Уж я-то знаю — сама разработала большинство этих методов.
Получается не вполне скромно, но, похоже, присутствующим это до лампадиона.
— Я хочу сказать, что здесь нет места неопределенности. Мы знаем, что спектр альтернативных временных линий простирается почти бесконечно, и мы знаем, что забрасываем в каждую из этих временных последовательностей наименьшее возможное количество энтропии.
Сафа изображает сдержанную улыбку, надеясь, что этого объяснения будет достаточно для любознательного юноши и она сможет продолжить свою презентацию.
Но тот далеко не удовлетворен ответом.
— Все это прекрасно, но не кажется ли вам, что вы исходите
— Все сработает в любом случае, — заверяет Сафа, — общее количество информации [2] во всех параллельных временных линиях таково, что мы почти с полной уверенностью можем гарантировать обнаружение по крайней мере одной совершенно целой копии. Разумеется, если все Механизмы повреждены ровно в той же степени, что и наш, то Исправления не выйдет — вы не можете получить что-то в обмен на ничего. Но такой вариант крайне маловероятен. Поверьте мне, я вполне уверена: мы сможем отыскать достаточно информации в параллельных мирах, чтобы реконструировать нашу копию.
2
В теории информации понятия энтропии и информации являются дополнительными друг к другу. Информация является мерой упорядоченности системы, энтропия — мерой хаоса. С ростом накопленной в системе информации увеличивается ее упорядоченность, а энтропия соответственно уменьшается, и наоборот.
Юноша, кажется, удовлетворен ответом, но как только Сафа открывает рот, чтобы продолжить речь, он снова поднимает руку.
— Извините, но… мне просто интересно. Мы будем закачивать в каждую из этих временных линий одно и то же количество энтропии?
Это грамотный технический вопрос, из которого следует, что молодой человек гораздо лучше подготовил домашнее задание, чем большинство присутствующих.
— На самом деле нет, — отвечает Сафа настороженно. — Как показывают расчеты, при обмене энтропией всегда имеется некоторый небольшой разброс значений. Если определенная копия Механизма обладает большим количеством пригодной для нас информации, то мы закачаем в нее больше энтропии, чем в копию, которая может предложить меньше информации. Но все равно речь идет об очень незначительных различиях, о мелочах, которые никто не в состоянии заметить.
Юноша запускает пятерню в челку.
— А если найдется только один?
— Что, простите?
— Я имею в виду: если там, в параллельных мирах, существует только одна-единственная целая копия, а все остальные повреждены в той же степени, что и наша собственная?
— Такого не может быть, — отвечает Сафа, надеясь, что найдется кто-нибудь, кто перебьет любознательного энтузиаста, задав ей другой вопрос. Не то чтобы она была в себе не уверена, просто чувствовала, что этот допрос может продолжаться таким вот образом всю ночь.
— Но почему же? — упорствует молодой человек.
— Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Математика утверждает: вероятность подобного настолько ничтожна, что мы можем про нее забыть.
— А вы верите математике?
— А почему я не должна ей верить? — Сафа начинает терять терпение, она чувствует: на нее наезжают и пытаются загнать в угол. Самое время директору музея встать на ее защиту, но, как всегда в таких случаях, он, видимо, отвлекся на что-то другое. — Разумеется, я верю в математику. Было бы крайне странно, если бы это было не так.