Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
Идти к Спадниковым можно было как от Чернышевской, так и от Восстания. Обычно Олег Евгеньевич предпочитал второй вариант, но на сей раз привычке изменил. Выбрав из всего цветочного обилия традиционные тюльпаны, историк двинулся в сторону вновь обретшей дореволюционное имя Кирочной, очередной раз силясь постичь логику властей, стерших с городской карты имена Салтыкова-Щедрина, Гоголя и Пржевальского, но не тронувших Марата, Робеспьера, Маяковского, Радищева…
Борьбу с Салтыковым-Щедриным и Гоголем еще можно было объяснить стремительной
На углу Восстания и Жуковского задумавшегося консультанта облаяли. Исходившая на визг черная собачонка жалась к ногам старухи в каракулевом, отороченном порыжевшими песцами манто, и Шульцов понял, что именно этой встречи он подспудно и ждал. Олег Евгеньевич замер, глядя на словно бы вышедшую из фантазий Достоевского и Крестовского женщину. Хозяйка шавки тоже остановилась, и привыкший иметь дело с древностями ученый сразу понял, что в молодости она была неимоверно хороша. Такой могла быть Медея…
Конец оцепенению положил свадебный лимузин, разразившийся вроде бы запрещенным звуковым сигналом. Старуха взяла не прекращавшую голосить пустолайку на руки и поплыла в направлении Греческой площади, почти подметая тротуар своим каракулем. Олег Евгеньевич набрал Колокольку.
– Только что видел старуху с собачонкой, – отрапортовал он. – Настоящая пиковая дама.
– Тебе повезло, – объявила трубка, – мы с Натальей видели какую-то буфетчицу в отставке.
– Ты хорошо помнишь?
– Отлично. А что?
– То, что я иду от Восстания. Оля, я не Наталья, но этой я просто испугался…
– Я бы тоже испугалась… Пушкин вообще страшно пишет. Я могу считать себя поздравленной?
– Смешная традиция, но если вдуматься, женский день не глупее дня рождения бога или взятия Эрмитажа. Ты не в претензии, что я пригласил тебя к себе? В демократичных кафе сегодня не протолкнуться, а платить за бокал, как за две бутылки, я не готов.
Саша блаженно улыбнулась. С того мгновения, когда, сходя с эскалатора, девушка увидела Дени, она улыбалась, не переставая.
Вдвоем они перешагивали через лужи, ужасались чудовищным зверошарикам у зоопарка, покупали в «Дикси» продукты, раскладывали по пакетам, несли покупки к Дени. Потом хозяин открывал консервы и вино, а Саша сервировала стол, и никто не учил ее, как расставлять стаканы.
– Я полностью на тебя полагаюсь, – сказал Денис, – только не возьми ненароком чужую посуду. Соседи у меня – люди неплохие, но отнюдь не коммунисты.
Саша засмеялась и пообещала не брать. Она не представляла, что Денис Анатольевич живет в коммуналке, она вообще не думала, где и как он живет, как не думала о санузле Пушкина и бриолине Рэтта Батлера. Зато теперь безалаберная, забитая всякой всячиной комната стремительно становилась домом. Девушке уже хотелось протереть забрызганное чем-то зеркало
– Начинаем с шампанского? – весело полюбопытствовал хозяин. – Или с вина, раз уж оно столовое, а шампанское сбережем для ананасов?
– Мне все равно.
– Извольте выбрать, мэ-эм. Сегодня ваш день…
– Тогда с шампанского.
Хлопок пробки, улетевшей к и так лишенной одного плафона люстре, совпал со звонком не выключенного по глупости мобильника. «Турецкий марш». Мама.
– Вам звонят. – Дени из лучших побуждений подал телефон, оставалось ответить.
– Да?
– Когда ты будешь дома?
– Не знаю. Поздно… Я позвоню.
– Не увиливай.
– Я еще не знаю.
– Ты где?
– Недалеко от «Горьковской», – почти не соврала Саша, и это было ошибкой.
– Через час чтоб была дома. Гости собрались, пан Брячеслав беспокоится.
– Мама, я не приеду. У меня… дела.
– Восьмого марта? Ты ведешь себя неприлично. Брячеслав Виленович…
– Панна Александра. – Голос в трубке показался непередаваемо противным. – Где же вы? Я мечтаю припасть к вашим ножкам…
– Брячеслав Виленович, я… я сейчас не могу.
– Значит, наш маленький заговор приносит плоды? Я счастлив, но сейчас вы должны вернуться. Ваши родные имеют на вас больше прав, чем… хи-хи-хи… Нева, пусть она и готова покинуть брега. Я выхожу вам навстречу.
– Нет!
– Александра… – Снова мама. Таким голосом она объявила дочери, что в Псков с классом та не едет. – Имей в виду…
– Я имею! Всю жизнь… Мама, извини, я не приду! Мне двадцать шесть, я взрослый человек. У меня свой… праздник, и передай… пану Брячеславу, чтобы он… – Смешанная со стыдом благодарность заставила запнуться, и мама этой запинкой воспользовалась:
– Ты не только эгоистична и инфантильна, ты просто дура! Если ты думаешь, что, поставив нас с бабушкой в неловкое положение перед паном Брячеславом, ты получишь принца, ты…
В любом другом месте, в любой другой день Саша сдалась бы и сделала все, что от нее хотят, но сегодня лишь молча нажала красную кнопочку. И сразу же отключила телефон.
– Извините.
– Это ты извини. Мое приглашение, похоже, тебе обходится дорого.
– Что вы! Я так… рада!
– Я тоже, но ведь тебе придется возвращаться. Кто этот пан Брячеслав?
– Гумно-Живицкий… Ему лет пятьдесят, он историк… Кажется.
– Матка бозка, как сказал бы настоящий пан…
– Вы его знаете?
– Нет, но ему под пятьдесят, и он, кажется, историк. Мне под сорок, и я экс-физик…
– Я вас люблю! – выпалила Саша и залпом выпила бокал. Холодное вино, казалось, пролилось прямо на подпрыгнувшее к горлу сердце. Если б не звонок, она бы молчала, но этот мамин тон… – Я к ним не вернусь. Просто… Не вернусь. Никогда!
– Саша, – Дени поставил уже поднятый бокал, – ты понимаешь, что говоришь?