Испытание адом

Вебер Дэвид

Конечно, без потерь не обошлось. Мантикорские ракеты были очень хороши, их боеголовки очень мощны, так что иначе просто не могло быть. Однако и Жискар, и сам Турвиль предвидели неизбежность потерь. Запланированные потери не могли воспрепятствовать выполнению боевой задачи. Два линкора погибли, два покинули строй, чтобы не столкнуться с разлетавшимися обломками, но оставшиеся сомкнулись плотнее, чтобы обрушить огонь на уцелевших врагов. А их уцелело не много. Плотность огня ОГ-12.2 была впятеро выше, чем у контр-адмирала Теннарда, и все ракеты Турвиля были нацелены именно на мантикорские супердредноуты. На каждый из них приходилось по девятьсот шестьдесят выпушенных ракет, при этом тяжелые корабли защитников системы находились слишком далеко друг от друга, чтобы выстроить защитную стену. Мантикорский адмирал не предвидел столкновения с подобной интенсивностью огня.

При том, чего он ожидал от противника, действительно имело смысл сохранять между супердредноутами пространство, позволявшее каждому из них совершать индивидуальные маневры, однако дело было не только в том, что Теннард недооценил врага. Увы, как ни горько было это признавать, его оперативная группа просто не могла произвести столь сложное перестроение в столь короткий срок в силу недостаточной тренированности. На этот раз именно презираемые хевы показали превосходство не только в огневой мощи, но также в выучке и слаженности действий.

Майкл Теннард это понимал. Горькую чашу поражения пришлось испить до самого дна, ибо его супердредноуты, его космические левиафаны, гибли один за другим. Рентгеновские пучки обрушились на флагман, разрывая в клочья защитную гравистену и кромсая броню корпуса. Палуба содрогалась, но контр-адмирал, с трудом удерживаясь на ногах, в ужасе смотрел на разворачивавшуюся на главном экране картину уничтожения. За последним содроганием последовала слепящая вспышка, и экран погас. Одновременно померк свет и в его глазах.

* * *

– Боже мой! – пробормотал Юрий Богданович. – Это же новый Адлер!

– Не совсем, – умерил его энтузиазм Турвиль, глядя на изображения своих уничтоженных и подбитых кораблей. Противник вывел из строя двадцать девять процентов сформировавших боевую стену линкоров… но совершенно проигнорировал державшиеся до поры в тылу линейные крейсера. Теперь они объединили огонь с семнадцатью уцелевшими линкорами и, залп за залпом, продолжали безжалостно, методично и упорно добивать манти. Редкие мантикорские ракеты еще прорывались и порой находили цель, но их было мало и становилось все меньше, поскольку меткий огонь Форейкер одну за другой истреблял последние пусковые платформы.

При взгляде на главный монитор – на пространство, усеянное вспышками, дрейфующими в пространстве обломками кораблей и спасательными капсулами, – желудок Турвиля сжался в ком. Команда каждого из неприятельских супердредноутов насчитывала свыше пяти тысяч человек, и он понимал, что спастись удалось лишь немногим.

Наверное, адмиралу, который сам потерял в этом бою восемь тысяч человек, следовало радоваться гибели врагов, но радости не было. Он гордился своими павшими товарищами и был готов довести операцию до конца и доказать на деле, что их смерть не была напрасной, но испытывать радость при мысли о стольких смертях не мог никто. Во всяком случае из тех, с кем Лестер Турвиль захотел бы когда-либо иметь дело.

Он встряхнулся, когда на его глазах взрыв разнес вдребезги последний из мантикорских линейных крейсеров. Уцелевшие крейсера, эсминцы и ЛАКи с отчаянием обреченных все еще пытались приблизиться на дистанцию энергетического поражения, и Турвиль, не в силах больше смотреть, как они гибнут, отвернулся.

– Карен, курс на Занзибар! – спокойно сказал он астрогатору и перевел взгляд на Шэннон Форейкер.

– Шэннон, приступай к расчету схемы огневого поражения орбитальных объектов. Мне очень хочется верить, что у них хватит ума сдать систему: в таком случае я дам им двенадцать часов на эвакуацию. Но вступать в долгие переговоры у меня намерения нет. Если это, – он с ледяной усмешкой указал глазами на монитор, – не подтолкнет их к здравому решению, любые мои слова будут бесполезны. Верно?

Гражданин вице-адмирал уселся в командирское кресло, опустил спинку, забросил ногу на ногу и потянулся за сигарой. Только вот хотелось ему в тот миг не курить, а кричать.

ГЛАВА 36

– Полная готовность к переходу! – объявила гражданка коммандер Тайлер. – Начинаю отсчет. Пять… четыре… три… два… один… Переход!

Оперативная группа 12.4.1, состоявшая из супердредноутов оперативного соединения 12.4 и прикрывавших их легких крейсеров, в ярких лазурных вспышках высвобождавшейся энергии вынырнула из гиперпространства в обычный космос в ста восьмидесяти тысячах километров от составлявшей двадцать две световые минуты гиперграницы звезды класса GO, называемой Василиск-А. С точки зрения астрогации расчет перехода был осуществлен с феноменальной, филигранной точностью но в настоящий момент Хавьер Жискар не мог оценить великолепный маневр по

достоинству, ибо едва справлялся с тошнотой и головокружением. Он слышал, как рвало его подчиненных на флагманском мостике, и знал, что то же самое происходит с тысячами людей, находившихся на борту «Саламис». Несмотря на страшную тошноту, он не мог не думать о том, насколько уязвима в момент перехода любая оперативная группа. И он сам, и экипажи всех его кораблей на период от десяти секунд до двух минут были практически выведены из строя, в зависимости от здоровья и уровня подготовки каждого человека. Окажись поблизости любой неприятельский корабль, он мог воспользоваться этой временной беспомощностью с катастрофическими для нападающих последствиями.

Но никаких неприятельских кораблей поблизости не обнаружилось, да и вероятность их появления была ничтожна, ибо звездная система являлась огромной целью, а Хавьер сознательно направлялся к планете Медуза не по самому короткому, а стало быть, самому вероятному и наиболее внимательно отслеживаемому силами обороны системы курсу. Разумеется, он отклонился не слишком далеко, но даже слабое отклонение давало ему дополнительное пространство для маневра в нормальном космосе. При этом он не ставил своей задачей избежать обнаружения, ибо понимал, что манти наверняка опутали систему плотной сенсорной сетью. Надежными данными по системе Василиска Народный флот не располагал, но Жискар знал, что чрезвычайно мощные и чувствительные пассивные сенсоры, контролировавшие пространство вокруг Хевена, центра Народной Республики, способны засечь след любого гиперперехода на расстоянии до ста световых часов, а поскольку – он не мог этого не признать – датчики и антенны манти были еще лучше, пытаться прокрасться в систему тайком попросту не имело смысла.

Более того, Жискар заранее планировал, что его должны засечь. Если расчет времени был произведен правильно, в распоряжении защитников Василиска имелся почти час, чтобы отреагировать на его появление, как раз к прибытию сил гражданина контр-адмирала Дарлингтона. Иными словами, им предстояло сообразить что к чему, лишь оказавшись между молотом и наковальней.

Разумеется, план мог сработать лишь в случае идеальной, а стало быть, почти недостижимой на практике согласованности действий обоих подразделений, однако красота замысла (об этом он подумал, когда зрение прояснилось, позволив снова увидеть монитор) заключалась в том, что острой нужды в столь невероятной синхронности в данном случае не было. Если фокус удастся, все будет просто замечательно, ну а нет, тоже не беда. Задание будет выполнено в любом случае. Должно быть выполнено.

 

– Фрэнни, расскажи мне что-нибудь интересное, – сказал он.

– Слушаюсь, сэ… гражданин адмирал.

Астрогатор встрепенулась, сверилась с дисплеем и, уже четко и деловито, доложила:

– Полетные данные практически совпадают с расчетными, гражданин адмирал. В настоящий момент мы находимся в триста девяносто пять точка-девять миллионов километров от Василиска-А, курс ноль-ноль-пять на ноль-ноль-три. Скорость составляет… четырнадцать-точка-один километров в секунду. Ускорение три-точка-семь-пять километра в секунду за секунду. Расстояние до орбиты Медузы составляет двести двадцать девять точка-девять-пять миллионов километров. При текущем курсе и ускорении мы достигнем планеты через сто тридцать две минуты и пересечем орбиту со скоростью сорок три точка-восемь-два тысячи километра в секунду.

– Энди! В нашу сторону кто-нибудь направляется? – спросил Жискар.

– Пока нет, гражданин адмирал, – тут же отозвался Макинтош. – Импеллерных следов в системе множество, и некоторые из них наверняка принадлежат военным кораблям, но к нам пока никто не летит. Но сенсоры нас наверняка засекли, и очень скоро они зашевелятся.

– Спасибо.

Жискар бросил взгляд на Причарт и закусил губу, обдумывая услышанное. Тайлер лишний раз подтвердила безупречную точность своих расчетов: корабль вынырнул в заданной области пространства и двигался по курсу, практически не нуждавшемуся в корректировке. Правда, величина ускорения внушала некоторое беспокойство: оно было выше, чем требовали интересы безопасности. Другое дело, что особого выбора у него не было. Превышение пределов возможности компенсатора приводило к его мгновенному, без всяких промежуточных стадий и предупреждений, выходу из строя. А за поломкой компенсатора следовало мгновенное превращение всей команды корабля в кровавую кашу. Имея это в виду, на большинстве флотов приняли за правило не развивать ускорение выше восьмидесяти процентов предельного. Люфт в двадцать процентов служил надежной гарантией безопасности.