Испытание мечтой или подруги поневоле
Шрифт:
— Хорошо, Полина, — сказала громко.
Дормидонт заворочался и разлепил глаза:
— Что, барышни, уже приехали?
— Пока нет, — ответила Прилучная.
Старик прилип носом к оконному стеклу и пробормотал:
— Приехали! Сейчас покажется!
— Вы здесь бывали? — спросила я.
Дормидонт откинулся на спинку дивана и указал подбородком на мою соседку:
— Мамку её вёз отсюда, когда его сиятельство сосватал.
Мы с Алиной переглянулись, недоумевая: старик не знает, что она не леди Верова, или так хорошо притворяется?
Прилучная
— Они любили друг друга?
— Любили? — Глаза старика расширились от удивления. — Кто ж нынче про любовь мечтает! — Немного помолчав, он сокрушённо вздохнул: — Сперва всё хорошо было, а как дочь родилась… Запер его светлость жену в башне на десять лет. До самой смерти. Мы их не видели. Немудрено, что сбежала, сердечная… — Он посмотрел на Полину-Алину, и в глазах у него сверкнули крупные слезинки.
Вот, значит, как... Очередная наша теория провалилась. Сбежала леди Верова вовсе не к любимому, а от самодура-папаши. Теперь понятно, почему он не хочет нас видеть. Никто его светлости не нужен.
5 Школа
Экипаж свернул с основной дороги на узкую, мощёную булыжником, и стал подниматься на пригорок. В правое окно поверх верхушек растущих в низине деревьев мы увидели остроконечные крыши. Башни замка контрастным негативом выделялись на фоне неба, освещённого закатными лучами.
— Хогвартс? — удивилась Прилучная. — Мы там будем учиться?
Дормидонт наклонился и тоже взглянул в окно:
— Нет. Школа чуть дальше, а это Чёрный замок, — сказал с придыханием и поспешно спрятался в свой уголок.
Я успела заметить пробежавшую по его лицу тень мистического страха и спросила:
— Кто там живёт?
Старик поморгал, глядя на меня, потом всё-таки проговорил:
— Это, можно сказать, надгробье.
Алина, довольно чувствительно опершись на моё колено, подалась вперёд и уставилась на уползавший назад чёрный силуэт замка.
— Склеп? Такой огромный! Или мавзолей? Кого же хоронят с такими почестями?
— Здесь похоронена любовь, — хрипло сообщил старик и суетливо завозился, оправляя костюм. — Подъезжаем, барышни!
Действительно, тряска прекратилась, колёса нашей кареты выкатились на площадку, засыпанную гравийной крошкой, и, прошуршав по ней, замерли. Экипаж остановился около широкого крыльца с мраморными ступенями и белоснежными статуями по краям: по одной стороне красовались нимфы, грации или музы, смотревшиеся довольно эротично, по другой — античные герои или боги, едва прикрытые мраморными одеждами и поражающими рельефными мускулами. Меня грызли сомнения: чему тут учат? Ладно бы это была школа искусств, тогда парадное крыльцо вполне бы соответствовало статусу учебного заведения. Но где заклинания, и где — полуобнажённые памятники?!
Пока мы с подругой тормозили, рассматривая открывшийся вид, Дормидонт успел опустить подножку, выбраться из кареты и уже руководил подоспевшими грузчиками. Шесть крепких парней, ничуть не уступавшие накаченными фигурами каменным «Гераклам», грузили наши сундуки на тележки. Верхняя одежда из салона
По бокам от основного здания с колоннами пристроены два невзрачных двухэтажных корпуса. Смотрелось это так, будто рядом с эффектной модницей идут скромные служанки. Я предположила, что некто отдал под Школу заклятий свой великолепный дворец, а позже к нему прилепили необходимые помещения, не имея достаточных средств, чтобы выдержать все в едином стиле.
Обсудить мы ничего не успели — из-за колонн показалась дама, одетая в фиолетовый сарафан до середины голени и сиреневую блузку. Судя по опыту в этом мире, это была служащая в форменной одежде. Пока женщина спускалась, Дормидонт успел завершить разгрузку и подошёл к двери кареты:
— Счастливо оставаться, барышни, — обратился он к нам, — поспешу. Мне ещё в трактир надо устроиться до ночи. А уж на зорьке домой отправлюсь.
Мы дружно попрощались с добрым дедулей и, проводив взглядами отъехавшую карету, обернулись к подошедшей даме.
— Добро пожаловать в Школу заклятий, девы! — заговорила она дребезжащим голосом. — Назовите свои имена.
Мы уже привыкли к тому, что все женщины здесь — что насельницы монастыря, что служанки графа Верова — имели отталкивающую внешность. Встречавшей нас представительнице администрации школы не повезло особенно. Складывалось впечатление, что в младенчестве её саданули по скуле боксёрской перчаткой: лицо было перекошено, правый глаз почти прикрывало нависшее веко, а левый, наоборот, казался выпученным, да и нос искривился тонким горбиком. Мы оторопело пялились на даму, она же, ничуть не смущаясь, представилась:
— Я ваша воспитательница Клавдия Семёновна, — и терпеливо повторила вопрос: — кто вы?
Смотрела она на Прилучную. Та отмерла:
— Полина Верова.
Клавдия Семёновна улыбнулась, чуть сгладив неприятное впечатление от необычной внешности, и перевела взгляд на меня:
— Елена Морковина, как я понимаю? — Я нервно кивнула, а женщина повела рукой в сторону здания и предложила: — Пойдёмте, провожу вас и помогу устроиться в общежитии. — Перехватив взгляд Прилучной, которая смотрела на парней, кативших наши сундуки по пандусу к неприметной двери в правом корпусе, она пояснила: — Вещи поднимут на лифте, а мы пройдём здесь.
Миновав колоннаду и высокие, украшенные резьбой двери, мы оказались в холле. Прямо за ним лестница с красной ковровой дорожкой вела на второй этаж, а в обе стороны уходили узкие коридоры, как можно было догадаться — в пристройки. Клавдия Семёновна остановилась, указала на лестницу:
— Это путь в учебный корпус, но вы будете ходить по тем галереям.
Задрав головы, мы увидели на уровне второго этажа балконы. Сопровождающая повернула направо и двинулась по коридору, мы семенили следом. Улучив момент, Прилучная шепнула мне на ухо: