Испытание огнем. Лучший роман о летчиках-штурмовиках
Шрифт:
— Сергеев, учитесь выполнять.
В трубке щелкнуло, и разговор оборвался. Старший положил трубку.
«Прав». В армии тот прав, у кого больше прав. Только сколько Осипову летать? Кто-нибудь определил эту норму во времени, в вылетах или в уничтоженной технике врага?…»
— Дежурный, взять полуторку и срочно Осипова ко мне… Посыльный, подогрей летчику кружку морса на «буржуйке».
Сергеев взял из лежащего на столе портсигара папиросу и в задумчивости постучал ее мундштуком по столу и закурил…
«Где же правда?…
Русанов пригнал из тыла самолеты и обрадовал всех приятной неожиданностью: несколько машин было новой серии — с двухместной кабиной и пулеметом для стрельбы назад. Сдержал-таки свое слово главный конструктор, данное им летчикам на аэродроме под Москвой. Теперь пилоты получали нового помощника стрелка. Конечно, один или два стрелка в группе не могли решить проблему обороны от истребителей, но вероятность внезапной атаки врага резко сократилась.
Внезапность. Это из-за ее злой силы чаще всего «мессершмитты» добивались победы над «илом».
…Митрохину приказали сразу же испытать новые самолеты в бою. Надо было посмотреть, какие новшества они могли внести в тактику и боевые порядки.
…Русанов вел за собой пять самых опытных пилотов полка. В прозрачном воздухе ярко освещенная солнцем восьмерка «илов» была видна издалека и своим клином напоминала гусиный косяк.
Осипов, как всегда, вел свой самолет на самом опасном месте — на фланге строя с солнечной стороны. В случае атаки немецкие истребители обязательно должны будут нападать из-под солнца, рассчитывая на внезапность.
Предполагая такой вариант начала воздушного боя, Матвей прикрыл глаза светофильтровыми очками и смотрел сам больше под солнечную сторону и подсказывал воздушному стрелку.
Новый член экипажа — Конаков Дима, выбранный им, оказался более грамотный и сообразительный, летал до этого больше других. Матвей с ним даже успел до боевого полета слетать на полигон для тренировки.
— Конаков, сейчас линия фронта будет, поэтому внимательней будь. Как говорил, не на небо смотри, а под солнце и под хвосты самолетов, идущих рядом.
— Командир, я все это помню, учил же меня.
— Хорошо, что помнишь. Но полет-то такой первый.
От яркого света ломило в глазах, и Афанасий Михайлович надвинул на нос летные светофильтры. Стало легче, и он посмотрел вверх. В поднебесье сверкали белыми крыльями «яки» сопровождения. Разделившись попарно, они то пропадали за броней фонаря, то вновь появлялись в поле зрения. Потом двое из них, накренившись на крыло, пошли вниз, ближе к «илам». Догоняя строй, они все больше увеличивались в размерах.
В наушниках послышался треск от включенного приемника.
— Не «горбатые», а гуси-лебеди плывут под нами. Издалека нам кажется, что вы машете широкими
— За комплимент спасибо. Скажи, с какого расстояния видна разница в самолетах?
— Четко метров с трехсот. Чем больше сбоку, тем виднее.
Пара «яков» прошла наискось над строем и, оставляя за собой темные полоски копоти выхлопных газов, вновь устремилась вверх.
Задирая все больше и больше моторы к солнцу, «яки» какое-то мгновение шли вертикально в белесую голубизну, потом опрокинулись на спину и замерли, отдыхая.
Русанов счастливо улыбнулся, понял: летчики не летали, а купались в наполненном до краев светлом, замороженном до полной неподвижности воздухе. Это зимнее яркое великолепие покорило их и превратило в веселых детей. Самолеты лежали над ним на спине — летчики рассматривали мир только им доступным способом. Но вот вверху ярко вспыхнули солнечные зайчики от крыльев, «яки» провернулись вокруг продольной оси…
Майор, подавив улыбку и вздохнув, начал готовиться к тому, во имя чего они сейчас были в воздухе. Не хотелось верить, что впереди, всего в пятнадцати километрах, в трех минутах полета идет война.
Где-то у линии фронта находится командный пункт, и нужно с ним связаться, чтобы получить уточнение задачи. Такого в практике у него еще не было. Он очень хотел, чтобы эксперимент прошел удачно. Успех открывал бы в будущем большие возможности в повышении боевой эффективности штурмовиков.
— Всем приготовиться! Я — Двести десятый, вызываю Молот!… Я — Двести десятый, вызываю Молот!…
Нагнулся вперед. Дотянулся до рукоятки настройки приемника и стал искать нужный позывной… В наушниках что-то пискнуло, и через шорохи эфира пробился звонкий девичий голос:
— Я — Молот, я — Молот, Двести десятого слышу. Вызываю на связь…
— Молот, я — Двести десятый, слышу хорошо…
Ответ прозвучал неожиданно мужским голосом:
— Двести десятый, я — Молот. Цель подтверждаю. В воздухе пока спокойно…
— Молот, я — Двести десятый… Понял вас… Понял!…
«Вот это уже деловая и рабочая обстановка. Коли что, так и подсказать могут».
Посмотрел на ведомых. Клин «илов» рассредоточился на пары. Справа на самолете Маслова стрелок катал на турели пулемет от одного борта к другому и прилаживался к нему, чтобы было сподручней стрелять. По внутренней связи вызвал своего стрелка:
— Тихонов! Через минуту линия фронта. Держи ухо востро, а глаза пошире…
Показался город. Копоть войны испачкала девственную чистоту снега, а потом испоганила и лазурь неба рыжевато-черными разрывами зенитных снарядов. В грязной пестроте домов и улиц Русанов не видел стрелявших, а железнодорожная станция просматривалась издалека. Ему захотелось сразу довернуть группу на станцию — так быстрее можно было выйти на дальность начала пикирования, но это раскрывало зенитчикам его планы, лишало свободы маневра.