Испытание огнем. Сгоравшие заживо
Шрифт:
Меньшикову наконец удалось разыскать Толбухина. Генерал внимательно выслушал его объяснение, тут же связался с кем-то по другому телефону и через минуту сказал:
— Направляйте на Харьков.
Дежурный штурман подсказал курс на Харьковский аэродром. Но минут через пятнадцать и из Харькова пришло штормовое предупреждение: туман, видимость — тысяча.
А судьба словно смеялась над ними: туман охватывал все новые и новые районы, на КП отовсюду поступали штормовые предупреждения.
Штабы молчали.
Два экипажа — Зароконяна и Кулешова — уходили от аэродрома в неизвестность,
Меньшиков сидел за столом руководителя полетов, не отпуская микрофон от губ. Лицо его почернело, подбородок и нос заострились, словно он не спал и не ел неделю. Глаз под насупленными бровями не было видно. Подполковник сосредоточенно думал и молчал. Александру было искренне его жаль, и он невольно подумал, что лучше было бы, если на его месте оказался Лебедь. Тот что-нибудь придумал бы, нашел какой-нибудь выход. Куда он запропастился? Уж не случилось ли с ним несчастье? Местность освобождена недавно, фашисты оставили всякую мразь, наподобие Лещинской, старика… Здорово Ваня раскрыл всю их шайку… Лебедь мог на своей эмке наскочить и на необезвреженную мину…
— Чибис-пять, я — Чайка, вызываю на связь, — запросил Меньшиков.
— Чибис-пять на связи, — отозвался сразу Омельченко.
— Как погода по маршруту?
— До Волновахи было безоблачно, видимость хорошая, а вот теперь внизу видны облака.
— Будьте на связи. — Меньшиков взял телефонную трубку, попросил соединить его с Толбухиным. Заговорил горячо и убедительно: — Товарищ генерал, на подходе к аэродрому основная группа, запасных аэродромов до сих пор не дали… Да, вот так вышло… Надеялись. На маршруте, по которому возвращаются экипажи, погода есть. Может, там их посадим?… Хотя бы в Мелитополе. Этот аэродром наши летчики знают… Можно дать команду одной из частей подвезти туда прожектор… Больше ничего не надо… Спасибо, товарищ генерал. — И скомандовал в микрофон: — Чибисы, я — Чайка, всем, всем. Разворот на сто восемьдесят. Посадка на точке семнадцать, там, где арбузы до войны едали.
Все экипажи подтвердили получение команды.
У Александра будто гора с плеч свалилась, и он с восхищением посмотрел на Меньшикова. Выходит, бывают чудеса на свете, и замкомдив оказался очень даже смекалистым и мудрым богом: никто не додумался посадить самолеты ближе к линии фронта, все искали их в глубоком тылу, а он сообразил…
Правда, самолеты прилетели на Мелитопольский аэродром быстрее, чем туда привезли прожектор, но Меньшиков и в этой ситуации нашел выход: приказал вначале сесть одному Омельченко с помощью самолетных фар и, не выключая их, использовать самолет как стартовый командный пункт и прожектор, подсказывая летчикам на посадке.
В пятом часу утра пришло сообщение из штаба фронта, что все сорок шесть экипажей сели благополучно. Часов в шесть отозвался
Молчал лишь Зароконян.
Александр, узнав, что сорок семь экипажей живы, несколько успокоился и пристроился в уголке на табуретке, чтобы хоть немного вздремнуть. Дежурный штурман и хронометражист последовали его примеру. Не спал только Меньшиков. Он то звонил в разные концы, справляясь о Зароконяне, то бродил взад-вперед как привидение.
Утром около девяти на КП появился Лебедь, как всегда, энергичный, сияющий, в превосходном настроении. Меньшиков доложил ему о посадке самолетов в Мелитополе, об экипажах Зароконяна и Кулешова.
— Вот и хорошо. — Лебедь довольно потер руки.
— Экипаж Зароконяна не вернулся, — резко и сердито напомнил Меньшиков.
— Сел где-нибудь, — беспечно махнул рукой комдив. — Летчик он опытный.
— А если погиб?
— Ну, — Лебедь развел руками, — война.
У Александра даже внутри все похолодело от этих сказанных так равнодушно слов. Ему казалось, что он видит перед собой не прежнего смелого, решительного командира, способного на героический подвиг, а бессердечного человека, совершившего только что низкий поступок и делающего вид, что никакого отношения к нему не имеет. Александр теперь был почти уверен, что Лебедь преднамеренно исчез ночью, когда узнал, в какую ситуацию попала дивизия по его милости. А может, Александр ошибается, случилось что-то другое, оправдывающее комдива?…
Ответ ему помог получить подполковник Меньшиков.
— Командующий фронтом тебя спрашивал, — сказал он.
— Зачем это я ему понадобился? — недоверчиво спросил Лебедь.
— Наверное, затем, чтобы объяснить, куда подевались твои обещанные запасные аэродромы.
— Нажаловался?… — Полковник тут же осекся под сверкнувшим негодованием взглядом Меньшикова. Чтобы как-то сменить взрывоопасную тему, Лебедь подошел к Александру и спросил как ни в чем не бывало: — Ну так как, обдумали решение?
— Обдумал, товарищ полковник, — подобрался, распрямился Александр. — Разрешите мне остаться в полку.
Лебедь стиснул челюсти, по скулам пробежали желваки. Стрельнул взглядом на Меньшикова: «Твоя работа?» Но ничего не сказал, лишь натянуто усмехнулся, отошел от Александра.
Напряженную тишину разорвал телефонный звонок Меньшиков взял трубку.
— Слушаю, Меньшиков.
— Доброе утро, Федор Иванович, Лебедь еще не объявился?
Голос было хорошо слышно, и Александру он показался знакомым.
— Здесь он, товарищ генерал, — ответил Меньшиков и протянул Лебедю трубку. Полковник суетливо схватил ее, прижал к уху:
— Слушаю, товарищ генерал…
— Куда вы запропастились?
— Так… то в штаб надо, то в один полк, то в другой, — бойко начал Лебедь. — Столько дел…
— Какие дела могут быть важнее полетов? — прервал его суровый голос. — Вы подчиненных в бой послали, а сами… Вы хоть знаете, где ваши экипажи?
— Так точно, товарищ генерал. Сели в Мелитополе.
— А экипаж Зароконяна?