Испытание правдой
Шрифт:
— Черт, ты жестока, но бьешь прямо в цель.
Я подала ему омлет, достала из холодильника еще пару банок пива и села слушать рассказы Тоби о Чили, о том, как он подружился с опытной революционеркой по имени Люсия, которая оказалась платным информатором «наших вашингтонских шпионов», а после переворота получила высокую должность в правительстве Пиночета.
— Помощник заместителя министра по чилийско-американским отношениям, в которых она уже успела поднатореть, спасибо вашему покорному слуге.
— Тебе еще повезло, что она не отправила тебя на виселицу
— Ага, но как только Альенде «покончил с собой», один порядочный парень из нашего посольства передал мне весточку, что у меня есть двенадцать часов на то, чтобы убраться из страны, поскольку мое имя значится в списке приговоренных к смертной казни. Так что я воспользовался его советом, помчался в аэропорт и с трудом пробился на последний ночной рейс, который отправлялся в Майами. Головорезы Пиночета ворвались в мой номер примерно через час после того, как я поднялся в воздух.
— Теперь я понимаю, почему тебе захотелось заняться чем-то уютным и спокойным, вроде диссертации.
— Да, нельзя вечно оставаться на баррикадах… хотя, возможно, твой отец — исключение из этого правила.
Тоби начал петь дифирамбы моему отцу — мол, у него «самый острый исторический ум», и он искренне интересуется мнением своих товарищей и никогда не скатывается до менторских интонаций в отношениях с теми, кто моложе, и он единственный из деятелей антивоенного движения не заботится о своем общественном имидже, а предпочитает оставаться человеком дела.
— Я не думаю, что моему отцу так уж безразлично общественное мнение.
— А разве не Ленин говорил, что всем революционным лидерам необходимы эго и ид?
— По-моему, это Фрейд говорил.
— Возможно, поскольку я это только сейчас придумал. Кстати, неплохой омлет.
— В чем мы, домохозяйки, особенно хороши, так это в стряпне и детях.
— Не могу себе представить, чтобы ты была просто домохозяйкой.
— Нет, я еще работаю в местной библиотеке. И если ты скажешь «Это интересно», я с тобой больше вообще не буду разговаривать.
— Это интересно.
Воцарилось долгое молчание. Он в упор смотрел на меня, провоцируя моргнуть, рассмеяться, хоть как-то среагировать. С минуту я держалась, но все-таки не выдержала и хихикнула. Он тоже расхохотался.
— А ты каналья, — сказала я.
— То же самое всегда говорил мой отец: «Тоби, пшему ты таке болван и питаешься быть Эммой Гольдман [29] ? Ко мне приходят ребята из ФБР, так они прямо с порога заявляют: «Ваш сын, он хочет порвать Конституцию Соединенных Штатов и насадить марксистское государство». Я им отвечаю: «Нет, он просто кончает от революции»».
29
Эмма Гольдман — знаменитая североамериканская анархистка первой половины XX века.
— Неужели твой отец такое говорил?
— Что-то вроде этого. Он приехал из Вроцлава в тридцатые годы — как раз когда там запахло
— И он действительно сказал так федералам?
— Так он рассказывал мне.
— И ты стал большим революционером, чтобы возбудиться?
— Ну… радикальные идеи — это мощный афродизиак.
— Кто это сказал? Сонни Листон [30] ?
Он рассмеялся и спросил:
30
Сонни Листон (1932–1970) — американский боксер-профессионал.
— Ты счастлива, что работаешь в библиотеке?
— Нет, я хочу преподавать. Но здесь, в Пелхэме, нет возможности, тем более что я недавно родила…
— Ох уж эти отговорки.
Я напряглась и замолчала.
— Я задел за живое? — спросил он.
— Да.
— Я мог бы попросить прощения, но это было бы неискренне.
— По крайней мере, честно.
— Честнее не бывает.
— Еще пива?
— На самом деле, чего бы мне сейчас больше всего хотелось, если ты не возражаешь, конечно, — это рухнуть где-нибудь и уснуть.
— Я только за, тем более что уже поздно. А я работающая мама, так что встаю рано. Чем ты планируешь заняться завтра?
— Если я мешаюсь тут, могу отправиться в путь.
— Ты не мешаешь. И разве тебе не хочется передохнуть пару дней после такого марафона?
— Было бы здорово.
— Дэн вернется дня через три, не раньше… ну, если только его отец не умрет до этого, и мне тогда придется поехать с Джеффри в Гленз Фоллз. Но ты можешь остаться еще на пару дней, если хочешь.
Он потянулся ко мне и коснулся моей руки:
— Спасибо тебе.
Я почувствовала, как у меня запылали щеки, и надеялась только на то, что это останется незамеченным. Я никак не могла понять, какого черта я так отреагировала на его прикосновение.
Я помогла ему соорудить на полу постель из диванных подушек. Он достал свой спальный мешок, который в развернутом состоянии выглядел еще грязнее.
— Отдай мне его завтра, чтобы постирать, — сказала я.
— Тебе вовсе не обязательно прислуживать мне.
— Я и не прислуживаю. Просто предлагаю запихнуть твой спальный мешок в стиральную машину и включить… что совсем несложно, не так ли? Дай-ка угадаю: ты, наверное, вырос в доме, где было полно слуг, и всегда испытывал классовое чувство вины за использование чужого труда.
Он молчал, расстилая постель.
— У нас не было слуг, — наконец произнес он. — Только горничная по имени Дженива — я понимаю, очень созвучно тетушке Джемайме [31] , — но, знаешь, это был Шейкер-Хайтс…
31
Тетушка Джемайма — вымышленный персонаж, рабски покорная негритянка, «женский вариант» дяди Тома.