Испытание смертью или Железный филателист

Арбатова Мария Ивановна

— Там были восточные немцы… но мы, западные немцы, считаем, что они кляузники и лентяи, — заметил Отто.

— И вы даже не читали его анкету полностью?

— Может, и читал. Но когда перед вами сто анкет, они все сливаются в одну, — пожал плечами Отто. — И еще… Вы будете смеяться, но фамилию Ластман носил учитель великого Рембрандта.

Бродерик кинул недоверчивый взгляд на Отто и вопросительный на Глоя. Глой пожал плечами.

— Рембрандт — это который писал картины? — уточнил Бродерик.

— Да. Я обучался в Италии искусствоведению.

— Зачем? — прищурился Бродерик.

— У моего отца, убитого русскими, до войны была маленькая галерея… Господин генерал, почему

я арестован по такой нелепой статье, как терроризм? Вы обнаружили в моих вещах пистолет? Или, может быть, бомбу?

— Мы обнаружили там радиоприемник, — многозначительно напомнил Глой.

— А вы рассчитывали обнаружить там граммофон с пластинками? — усмехнулся Отто, видя, насколько Глой перепуган визитом начальства.

Бродерик еще раз подвинул стакан в сторону края стола, выразительно глядя на Глоя.

— Как вы познакомились с Тианой Крамер?

— Случайно. Мы играли в карты в клубе в Блантайре. Ворвались повстанцы, начали палить, и я затащил ее за барную стойку.

— И что было дальше?

— Она решила, что я спас ей жизнь. Наверное, так и было. И пригласила к себе в гости в Йоханнесбург.

— С какой целью она ездила в Блантайр?

— У нее частые головные боли после какой-то аварии. И черная домработница все время отправляет ее к колдунам. Она ездила в Блантайр к колдуну.

Бродерик глазами снова задал Глою вопрос: «Правда?» — Глой снова кивнул, и стакан снова сдвинулся в сторону края.

— Я не понимаю, зачем вы, белые люди, играете в одни игры с черными дикарями? Я непременно отвезу Тиану в хорошую немецкую клинику…

— Какие отношения связывают вас с Тианой?

— Это вторжение в мою частную жизнь, — напрягся Отто.

— Вы арестованы за терроризм, это означает, что для нас не существует границ вашей частной жизни! — заорал Глой.

— Я протестую! Впрочем, мои признания не оскорбят честь этой женщины. — Отто выбрал самую доверительную интонацию. — Видите ли, господин генерал, я попал в сложную ситуацию. Похоже, эта женщина любит меня, но я не готов ни жениться, ни сказать ей об этом… В каком-то смысле арестом вы решили мои проблемы. Тиана очень больна. К тому же говорила, что ее муж перед гибелью сошел с ума.

— Она рассказывала, чем занимался ее муж?

— Насколько я понял, они вместе изучали в американском университете историю, потом он приехал в Йоханнесбург, впутался в криминал, сошел с ума, был застрелен за долги. И у нее после катастрофы не осталось больше никого, кроме двух котов и черной домработницы. А мы, немцы, очень сентиментальны… Господин генерал, я рассказал вам все. Вышлите меня в Германию, если я опасен для вашей страны, но международное право запрещает применять пытки.

— Я тебя заставлю говорить! — вдруг крикнул Глой. Бродерик от неожиданности резко двинул стакан, и тот упал на каменный пол так, что брызги стекла разлетелись по кабинету.

— Уведите, — сказал Бродерик раздраженно.

Глой дал сигнал охране, и Отто вытащили из кабинета, заперли в коридоре в наручники и кандалы и поволокли в камеру.

А Бродерик подвинул к себе ту самую папку, от которой прежде брезгливо отворачивался, и начал читать тот самый рапорт, записанный на магнитофонную пленку и дословно перенесенный на бумагу.

«Я уже рассказывала господину капитану, что этот немец все ходил к нам. И хозяйка просто влюбилась в него без памяти. Не хочу врать господину капитану, не знаю, что у них там было в Блантайре. Хозяйка говорила, что он спас ее от повстанцев, но я думаю, она просто соскучилась жить без мужчины. Как говорит моя тетка, при сильном голоде не варят суп из гусениц. Господин капитан понимает, хозяйка еще не старая женщина, ни

детей, никого, одни болезни после той аварии. И я сперва порадовалась, что ей теперь не так одиноко. Но потом хозяйка стала жаловаться, что у них никаких таких отношений. Господин капитан понимает, что такое, если мужчина ведет себя, словно он ей брат. Дарит всякие подарки и всякие приятные вещи и цветы. Потом я заметила, что каждый раз, когда ему было совсем не сбежать от постели, он делал так, чтобы дать ей две таблетки снотворного. Я пересчитывала таблетки в пачке. Я всегда давала ей одну. Еще хочу сказать господину капитану, когда он поехал с хозяйкой к колдуну Вуусани — а это очень сильный колдун, он видит землю насквозь, — колдун сказал ему при хозяйке: ты — не тот, ты — оборотень, ты — другой человек, чем все думают. Вуусани не ошибается. Забыла сказать про снотворное. Хозяйка никогда не запивает снотворное из стакана, такого сроду не было. Она ненавидит пить из стакана, она пьет из чашки. Значит, точно немец бросал в стакан по две таблетки. Ему надо было ее усыпить. Не знает ли господин капитан, не полагается мне премия? Ведь я догадалась, что он никакой не жених. А что ему надо от хозяйки что-то другое! Я же запоминала каждую мелочь, как велел господин капитан…»

* * *

— Глой, вы рехнулись, когда подшивали этот бред в его дело? — спросил Бродерик, с интересом глядя на Глоя.

— Господин генерал, благодаря этой домработнице вы ликвидировали Гидона Крамера до того, как произошли утечки информации! — напомнил Глой.

— Работайте! Мне нужен результат! — Бродерик резко встал из-за стола и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Глой посмотрел на портрет Гитлера, на осколки стакана на полу и подумал, что для арестованного немца нужны более сложные методы. Придется отдать приказ осторожно бить его подряд три дня. Главное, чтобы не убили…

И после этого Отто били три дня подряд. Но он был так измотан, что заснул под мордобой, потому что в камере кричала женщина из динамика, а здесь тишину нарушали только звуки тупых ударов и прилежное сопение охранников.

Глава девятнадцатая

ДОПРОС АНГЛИЧАНАМИ И НЕМЦАМИ

После трехдневного битья его пару дней не выводили из камеры, дали немного восстановиться. Отто ощущал себя куском мяса, попавшего в мясорубку, и экономил силы для допросов, на которых надеялся убедить садистов в том, что он совсем не тот, кто им нужен.

Его снова привели в кабинет Глоя. Но теперь в кресле полковника сидел не генерал Бродерик, а джентльмен благороднейшего вида в клетчатом пиджаке и очках с золотой оправой.

Глой встал возле окна, у того самого злополучного графина с оставшимися стаканами. Было видно, что джентльмен появился здесь по приказу Бродерика и против воли Глоя.

— Надеюсь, вы провели спокойную ночь, господин… господин Шмидт, так звучит ваше имя по паспорту, — вежливо начал джентльмен на безупречном английском. — Но я хотел бы узнать ваше настоящее имя.

— Мое настоящее имя Отто Шмидт, — угрюмо заметил Отто. — А ваш выговор выдает британца.

— Вы угадали, — улыбнулся тот уголками губ. — Я прилетел сюда по той причине, что ваше будущее внушает мне большие опасения.

— Мне тоже. И буду вам крайне признателен, если вы хотя бы объясните, что здесь происходит? Зачем вы задаете мне вопросы, на которые вам ответит консул моей страны? Я гражданин Западной Германии, такой же европеец, как и вы. И вы не можете не видеть, что меня здесь ежедневно пытают, — подчеркнул Отто. — По-вашему, я похож на террориста?