Испытание смертью или Железный филателист
Шрифт:
Так что в Центр от Алексея шли шифровки о совершенно секретной жизни политической элиты Алжира. И конечно же, Ахмед Бен Белла, как и Гамаль Абдель Насер, не подозревали, что «Золотыми Звездами» Героев Советского Союза обязаны незаметному техническому чертежнику — немцу Отто Шмидту. Так же как и тому, что Хрущев принял в их обществе участие в пуске Асуанской плотины, построенной на советские средства с помощью советских специалистов.
Связи с СССР, не без тайного участия Отто Шмидта, зашли у Ахмеда Бен Беллы так далеко, что в его кабинете висел портрет высокопоставленного
Алексей прожил в одиночестве месяцев восемь, а потом в Алжир приехала Татьяна с соответствующей легендой. Поженились они в Москве перед самой командировкой, но поездку Татьяны задержала подготовка к технической работе: тайнописи, шифрованию, приему радиограмм.
У Алексея было много знакомых пожилых французов. Кто-то из них уехал, кто-то умер, и адресов, по которым жена якобы могла в свое время жить, оказалось в изобилии. Приехала Татьяна как немка, а французский выучила уже в Алжире.
Через два года после получения независимости алжирцы стали уничтожать документацию на всех иностранцев, живших в колониальные времена. Это дало возможность рассказывать в других государствах о прожитых двадцати годах в Алжире — проверить это было невозможно.
Вскоре после приезда Татьяна забеременела, ей стало тяжело в жарком и влажном климате. Алексей написал об этом в Центр и получил задание ехать в Германию через соседние страны.
Сначала отправились в Тунис, затем в Голландию, потом во Францию. Оставив жену во Франции, Алексей выехал в Штутгарт, неподалеку от французской границы. Было неизвестно, чем закончится въезд в Германию с фальшивым немецким паспортом.
Работы чертежника в Штутгарте в разгар августа не было. Кураторами Алексея на подготовке были бывшие военные, контрразведчики, люди с уникальным опытом, но таких мелочей, как особенности трудоустройства в августе, они не знали.
Тогда Козлов как раз и пошел чернорабочим в прачечную и привез жену. Они без труда получили внутренние удостоверения личности и официально поженились.
Потом перебрались в Мюнхен, Алексей снова устроился на уже знакомую работу в химчистку. Вскоре родился сын, а через одиннадцать месяцев — дочь. После рождения детей Алексей и Татьяна получили вместо прежних внутренних удостоверений настоящие западногерманские паспорта и с великим сожалением спалили липовые паспорта в печке.
Липовые паспорта, сделанные в КГБ, были красивые и аккуратные. А когда выдавали настоящие паспорта, оказалось, что на них криво приклеены фотокарточки — выдававший их полицейский был, как назло, пьян. И прошиты паспорта были неправильно, так что на КПП их всегда рассматривали более подозрительно, чем липовые.
Потом Козловых вызвали обратно в Россию на пару месяцев. И после передышки Алексея отправили на длительное оседание в Бельгию. Шесть месяцев он искал работу чертежника или рабочего химчистки. В конце концов попал в крупную гостиницу «Хилтон», в подразделение химчистки и прачечной.
К этому моменту Козлов
Алексей переставал соображать от голода и побоев, и прошлое текло перед глазами, как кино.
Он вспомнил их уютную кухню в Германии. Со светлой мебелью, расшитыми занавесками и разрисованной бело-голубой ручной кофемолкой на стене. Вспомнил, как стоял у окна, прижимая к груди крохотную дочку в отделанных кружевом праздничных пеленках, и смотрел вниз на уютные фахверковые домики, черепичные крыши и засыпанные снегом лужайки.
Татьяна кормила кашей старшего сына, сидевшего в высоком затейливом детском стульчике. Сын вертелся, капризничал, не желал есть.
— Каша вкусная, сладкая! — ворковала Татьяна по-немецки, впихивая в сына очередную ложку рисовой каши с изюмом. — Мальчики, которые хорошо едят кашу, становятся великанами! Отто, я не понимаю, как ребенок может каждый день есть одну и ту же кашу? Здесь никаких круп, кроме риса, не купишь…
— Зато они умеют запекать рисовую кашу с изюмом в тыкве, а мы нет, — напомнил Отто.
— И что в этом сложного? Отто, мы не опоздаем?
— Все нормально, я слежу за временем. Если он будет голодный, то раскапризничается в кирхе и испортит все крестины. — Они собирались на крестины дочки.
— Да что там можно испортить? — возмутилась Татьяна. — Мало того, что мы с тобой, коммунисты, крестим ребенка! Да еще и в немецкой кирхе, да еще и крестный у нас бывший офицер СС! Представляю, что было бы с моим отцом, если б он узнал!
Отто подошел к жене, поцеловал ее в выбившуюся из прически прядку волос:
— Зато мы с тобой напишем в анкете, кто крестный нашей дочери! Лучшего прикрытия не придумать!
— А мальчики, которые не едят кашу, так и не вырастают. И становятся вредными гномами! — продолжила жена уговаривать сына по поводу новой ложки. — Смешно, что наши дети будут думать, что они немцы, родившиеся в ФРГ, и говорить по-немецки!
— Будут говорить по-немецки и думать, что они немцы, пока не вернутся домой! — успокоил Алексей, малышка на руках запищала, и он начал пританцовывать, баюкая ее немецкой колыбельной. — Но ты же сама выбрала такого смешного мужа с такой смешной профессией.
— А по-твоему, не смешно, что ты женился на мне два раза? Один раз дома, а второй раз для прикрытия? — фыркнула Татьяна.
— Была бы возможность, я бы еще сто раз на тебе женился!
— Ну, самую последнюю ложечку в честь крестин сестрички! — попросила Татьяна сына и, улыбаясь, повернулась к Отто. — Если бы у тебя была возможность жениться на твоем альбоме с марками, то ты женился бы на нем тысячу раз!
— Ну и что? Я ведь скромный работник химчистки и, только открывая альбом с марками, понимаю, что богат как Крез! — отшутился он. — Читал в филателистическом журнале, что в Балтиморе на подвенечное платье невесты наклеили 30 000 чистых негашеных марок! Если выйдешь за меня замуж в третий раз, готов наклеить на твое платье всю свою коллекцию!